В.Я. Ельмеев

О противоречиях и новой парадигме

в современной экономической теории

Россия и Грузия: диалог и родство культур: сборник материалов симпозиума. Выпуск 1. Под ред. Парцвания В.В. СПб.: Санкт-Петербургское философское общество, 2003. С.110-133

В дискуссиях о концептуальных основаниях современной экономической теории обнаружилось противостояние двух ее основных направлений — классической теории стоимости и теории предельной полезности (маржинализма). Маржинализм после реставрации в России и в странах капитализма приобрел в лице экономикса господствующее положение, выступая как синтез субъективистски понятой полезности и вульгаризованной стоимости, составляющих основное содержание всех ныне действующих учебников по рыночной экономике. К этому печальному итогу привели не только социально-классовые причины, не только защита основ рыночного потребительского общества, но и теоретико-познавательные, гносеологические противоречия в эволюции самого экономического знания. Главные из последних возникли в результате движения экономической науки в рамках основного ее противоречия — противостояния стоимостных и потребительностоимостных начал и способов разрешения этого противоречия названными направлениями.

Еще Аристотель противопоставлял экономику хрематистике, полагая, что экономика имеет дело с благами, необходимыми для жизни, для дома, для государства, в то время как хрематистика означает погоню за денежным богатством, наживой [1].

Противоположность между трудом, производящим потребительную стоимость, и трудом, создающим стоимость, по словам К. Маркса, волновала Европу в течение всего XVIII столетия [2]. Одни придерживались концепции Г. Лейбница, другие — Дж. Локка. В дальнейшем против стоимостной парадигмы, разработанной классиками (А. Смит, Д. Рикардо), выступили сторонники теории предельной полезности(австрийская школа, У.Ст. Джевонс, Л. Вальрас, В. Парето и др.). Позднее возникли попытки «синтеза» этих парадигм в лице неоклассики и современного экономикса (А. Маршалл, П. Самуэльсон и др.).

В российской экономической науке обнаруживаются то же самое противоречие и способы его разрешения на основе синтеза стоимостных и полезностных концепций (П.Б. Струве, М.И. Туган-Барановский). Споры о товарном и нетоварном производстве в советское время тоже касались противоположности стоимости и потребительной стоимости как принципов функционирования экономической науки и практики. Экономическая дискуссия (1995–1996 гг.) в основном шла вокруг вопросов соотношения классической политической экономии и экономикса [3], т.е. теорий стоимости и полезности.

В пользу экономикса в этой дискуссии на словах и безоговорочно высказались немногие (И.Е. Рудакова, Н.И. Шехет и др.), хотя на деле современные образовательные стандарты по экономике стали базироваться на экономиксе. Последний обычно представляется сводом направлений и теорий, предназначенных для практического использования (И.Е. Рудакова). Задача сводится к тому, чтобы обогатить экономикс, принять его философскую базу — позитивизм, признать экономикс, по крайней мере, частью существующей экономической науки и использовать его инструментарий для наспех строящейся переходной к капитализму экономики.

Большинство участников дискуссии предлагало возникшие проблемы решать на основе классической экономической теории — теории стоимости, внося в нее соответствующие изменения. У некоторых авторов эти предложения доходили до отказа от труда как субстанциальной основы стоимости, сводили стоимость к полезностным оценкам (ценностям). Такая крайность не нашла должной поддержки: называлась в качестве примера приватизация, которая привела к разбазариванию народного богатства вследствие игнорирования трудового критерия его оценки (А.З. Селезнев).

Значительная часть экономистов проблему «классика или экономикс» предлагала решать путем их синтеза. По мнению одних эти две концепции не противостоят друг другу, они вполне совместимы, что продемонстрировали А. Маршалл и П. Самуэльсон (В.В. Радаев и др.). Полярности вроде бы не нужны, нужна единая наука, но с плюралистической основой (А.В. Сидорович и др.). Теория же трудовой стоимости и теория полезности объявляются двумя односторонними вариантами толкования реально существующих экономических отношений. Нужен их синтез, как этого требовал М.И. Туган-Барановский, и экономикс их синтезирует (Н.В. Расков). Призывают синтезировать трудовую теорию стоимости К. Маркса и теорию полезности.

Представляется, что это — наихудший вариант решения проблемы «классика или экономикс», как и многих подобных вопросов, имеющих дело с противоположностями. Теория предельной полезности возникла как противоположность трудовой теории стоимости, и в этом смысле об их синтезе не может быть и речи. Ни К. Маркс с Ф. Энгельсом не думали идти на «синтез» с теорией предельной полезности, ни Е. Бем-Баверк не хотел соединить свою концепцию с трудовой теорией стоимости К. Маркса.

В попытках синтеза теории стоимости и теории полезности, особенно потребительностоимостной теории и теории стоимости, легко заметить ту же линию, которую проводили «прорабы» перестройки, предлагая соединить социализм с капитализмом, рыночную экономику с плановым ведением хозяйства, власть буржуазии с властью народа и т.п. Синтеза этих противоположных сущностей не произошло и не может произойти в принципе, т.е. по определению взаимоисключающих противоположностей и противоречия между ними. Их можно лишь отождествить: предельную полезность связать со стоимостью той частью товара, которая не находит потребителя, а предельные издержки — затратами лишь необходимого по условиям потребления труда.

С этой точки зрения нельзя принять суждения относительно того, что генеральной линией развития экономической мысли в России, идущей чуть ли не от М.И. Туган-Барановского, является движение к синтезу трудовой теории стоимости и теории полезности, что теория полезности дополняет и развивает трудовую теорию стоимости, что их органический синтез — это методологическая основа концепции новой, эффективной системы хозяйствования.

Придание этому тезису столь важного методологического значения вызывает необходимость в разъяснении вопроса о методологии решения противоречий между парадигмами как полюсами противоречия: а) как между двумя противоположными сущностями; б) как между противоречивыми сторонами одной и той же сущности. Противоречия первого типа предполагают, что из двух противоположных сущностей действительной для данного состояния общества является одна из них: господствуют или отношения стоимости, или, наоборот, отношения потребительной стоимости. Это условие связано с несостоятельностью дуализма при определении сущности того или иного явления. Соответственно, по своей сущности теория может быть или стоимостной, или не стоимостной, а хозяйственная практика — рыночной или не рыночной. Дуализма одной и той же сущности не бывает, обе допускаемые противоположные сущности не могут быть одинаково истинными, на практике побеждает и господствует одна из них. Полагают, например, что стоимость и полезность — это две стороны одной и той же медали. Но не говорят, что собой представляет эта медаль, какова ее сущность: товар ли она или же не товар (лишь потребительная стоимость). Если товар, то сущность стоимостная, если нет, то наоборот.

Иное дело, когда речь идет о противоречивых сторонах одной и той же сущности, которые не возводятся в самостоятельные сущности и характеризуют с разных, противоположных сторон одну и ту же сущность. В этом случае предполагается их существование в неком едином начале, образующем основание для разных противоречивых сторон, причем в это основание превращается одна из этих сторон (противоположностей) в виде более высокой ступени развития явления. Если, например, стоимость составляет основание, то потребительная стоимость есть лишь носитель, предпосылка стоимости, и наоборот.

Разграничение противоположности двух сущностей и противоположности одной и той же сущности необходимо для того, чтобы установить способ разрешения разных типов противоречий. Первые из них разрешаются объяснением проблемы на основе признания одной из сущностей в качестве действительной основы и устранением дуализма и тем более плюрализма в выборе основания теории. Разрешение второго типа противоречий не требует устранения одной из сторон противоречия. Здесь достаточно выявить, какая из сторон противоречия опосредствует другие стороны и само противоречие и которая становится основанием как для собственного развития, так и своей противоположности. То, что проистекает из этого опосредствующего начала, образует необходимое единство, возникающее в результате разрешения данного противоречия. Этот новый монизм выступает более высоким и самостоятельно существующим принципом экономической теории.

В марксистской экономической науке таким единым сущностным началом является труд. Разрешение противоречия между трудом как источником стоимости и трудом как создателем потребительной стоимости здесь осуществляется в рамках одной и той же сущности — труда: с развитием общества происходит отрицание господства стоимости и превращение потребительной стоимости в господствующее начало, делающее экономическую систему целостной, а теорию — монистической.

Из синтеза двух противоположных парадигм (стоимостной и потребительностоимостной) не получить новую парадигму, если не преодолеть одну из них и не сделать другую основанием новой концепции. Маржинализм не сумел преодолеть трудовую теорию стоимости и вынужден был в лице экономикса пойти на компромисс со стоимостью, во многих случаях даже принять ее за основу. Действительно новой может стать лишь та парадигма, которая представляет собой диалектическое отрицание как стоимостной, так и маржиналистской.

Обычно маржинализм критикуют с позиций трудовой теории стоимости. И это вполне оправдано. Вместе с тем не менее важно показать его несостоятельность как бы изнутри — с позиции трудовой теории потребительной стоимости. Для этого необходимо сначала выявить теоретико-познавательные (гносеологические) корни маржинализма, обнаружить, прежде всего, те причины, которые привели к отказу от объективного метода в пользу субъективного метода исследования экономической жизни.

Первопричиной обращения к субъективно понятой полезности, человеческим предпочтениям при оценке благ послужило отсутствие разработанных наукой объективных способов соизмерения товаров как потребительных стоимостей. Было время, когда люди обходились и без категории стоимости, и лишь через века науке удалось открыть общественно необходимый труд в качестве объективного соизмерителя товарных стоимостей. Что же касается соизмерения продуктов (товаров) как потребительных стоимостей, то такого рода объективные критерии наукой не были найдены, на практике люди в этом случае должны были руководствоваться своими предпочтениями, субъективными эмпирическими оценками, субъективным принципом — «человек — мера своих вещей».

Для оценки потребительных стоимостей и их соизмерения затраты общественно необходимого труда не годились. Характер товара как потребительной стоимости, утверждал К. Маркс, «не зависит от того, много или мало труда стоит человеку присвоение его потребительных свойств» [4]. Этим обстоятельством в полной мере воспользовался маржинализм, критикуя трудовую теорию. К. Менгер, например, повторяя указанное утверждение К. Маркса, заявляет: «То обстоятельство, затрачен ли и в каком количестве труд или другие блага на производство того блага, о ценности которого идет речь, не находится в необходимой и непосредственной связи с величиной цены» [5]. Данное обстоятельство в какой-то мере оправдывает возможность маржинализма.

Несмотря на то что величина затрат труда не имеет прямого отношения к потребительной стоимости и что она реализуется в процессе потребления и присвоения человеком, она не лишается зависимости от объективных свойств самого объекта, полезность которого не висит в воздухе, а обусловливается его свойствами. Кроме того, труд характеризуется не только количественной, но и качественной стороной, которая имеет прямое отношение к потребительной стоимости продукта, его полезности. Да и сам труд, хотя и не имеет стоимости, обладает потребительной стоимостью.

Предпочтение человеком одних благ другим, ранжирование потребностей с точки зрения удовольствия, получаемого от их удовлетворения, на чем настаивает маржинализм, сами зависят от совершенства потребительных стоимостей и созидающего их труда. Чем большим количеством и более высоким качеством видов труда опосредуется их создание, тем более высокого порядка будут потребительные стоимости. Если данная потребительная стоимость предпослана в качестве элемента для образования новой, то она является по отношению к первой потребительной стоимостью более высокого порядка. Новая потребительная стоимость будет тем выше, чем большее количество процессов и видов труда в себе содержит, чем более опосредованным является ее бытие.

Другая причина появления полезностных концепций связана с ограниченностями самой теории стоимости, с тем, что ее применение к анализу ряда экономических явлений, не объяснимых ею, приводит к противоречиям и всякого рода вульгаризациям. Это относится прежде всего к попыткам определить стоимость самого труда, которые в свое время предпринимались А. Смитом (его второе определение стоимости) и которые неизбежно приводили к недозволенному логическому кругу. Этим не могли не воспользоваться маржиналисты. Е. Бем-Баверк, например, касаясь определения ценности человеческого труда и земли издержками производства, заявлял: «В таком случае оказывается невозможным объяснить и ценность этих именно материальных благ издержками производства; их ценность либо остается необъяснимой, либо должна быть объяснена вопреки принципу издержек производства каким-нибудь другим принципом» [6].

Если у труда нет стоимости, а таковой обладает лишь рабочая сила (способность к труду), то стоимостью последней тоже невозможно объяснить такой важный продукт труда, каким является прибавочная стоимость (прибыль). Здесь также приходится обращаться к потребительной стоимости рабочей силы. Не зная, как ее определить, маржиналисты в вопросах прибыли вынуждены опять-таки апеллировать к разным человеческим оценкам полезности настоящих и будущих благ, т.е. к субъективным оценкам.

В итоге получается, что всякий раз стоимость и потребительная стоимость выступают как противоположности. Труд и земля как потребительные стоимости противостоят отношениям стоимости, их нельзя подвести под закон стоимости. Далее, если меновая стоимость товара определяется общественно необходимым трудом его производства, то рыночная цена — спросом и предложением, обусловленными движением товара как потребительной стоимости. И здесь форма проявления стоимости противоречит ее сущности.

Маржинализм посчитал признание противоречия между потребительной и меновой стоимостью заблуждением. Отрицая потребительную стоимость вещей в качестве отличной от их субъективной полезности, маржиналисты тем самым исключили реальную потребительную стоимость благ из системы полезности, а ее включение в качестве антипода меновой стоимости объявили «большим препятствием для развития общих учений нашей науки» [7]. Вместе с тем нельзя не признать за ними заслугу критики стоимостной парадигмы, плодотворность включения ими в экономическую науку проблем человеческого потребления, защиты принципа хозяйствования, согласно которому необходимо достигать большей пользы при наименьшей затрате сил. Ф. Энгельс, отказываясь от своего раннего определения стоимости как отношения издержек производства к полезности, вместе с тем полагал, что «взвешивание полезного эффекта и трудовой затраты при решении вопроса о производстве представляет собой все, что остается в коммунистическом обществе от такого понятия политической экономии, как стоимость» [8].

Маржинализм, конечно, не имеет отношения к социализму, по своим социально-классовым истокам он представляет идеологию капитализма со стороны его рыночно-потребительского существа, противопоставляемого труду. В современных условиях, когда в товар превращается все, в том числе и то, что по определению не может иметь стоимость (совесть, человеческое тело, голос избирателя или депутата и т.п.), идеологам рыночного общества выгоднее попеременно переходить с понятия стоимости на язык полезности, и наоборот.

Полезностно-стоимостному синтезу, господствующему в экономической теории современного рыночного общества, может противостоять только трудовая теория потребительной стоимости, преодолевающая как стоимостную, так и полезностную парадигму, и решающая соответствующее противоречие в экономической науке. Она тем самым снимает проблемы, которые оказались не под силу ни той, ни другой концепции, т.е. ни маржинализму, ни стоимостной парадигме.

Это, прежде всего, решение проблемы соизмерения потребительных стоимостей на объективной трудовой основе. Но такой основой в данном случае выступают не общественно необходимые затраты труда, как при соизмерении стоимостей, а наоборот, незатраченный, высвобождаемый, сэкономленный труд (время). И не тот сэкономленный необходимый труд (рабочее время) в пользу соответствующего увеличения прибавочного труда при производстве прибавочной стоимости, а сэкономленный и высвобожденный из производства потребительной стоимости живой труд и непосредственное рабочее время. К. Маркс, говоря об экономии времени как о первом экономическом законе в условиях коллективного производства, специально отмечал, что «это существенно отличается от измерения меновых стоимостей (работ или продуктов труда) рабочим временем» [9].

Выдвижением высвобождаемого труда соизмерителем участвующих в производстве потребительных стоимостей снимается одна из главных теоретических преград, встающих на пути признания потребительностоимостной парадигмы — тезис о несоизмеримости потребительных стоимостей в отличие от сопоставимости товаров как стоимостей. Полагают, что для соизмерения продуктов как стоимостей имеется соответствующая единица (общественно необходимый труд и соответствующее время), а для их сопоставления как потребительных стоимостей такой единицы нет и не может быть. В этом состояла ограниченность отечественной школы СОФЭ (система оптимального функционирования экономики).

Между тем эту трудность нельзя абсолютизировать. Можно сказать, что она вполне преодолима: соизмерение потребительных стоимостей между собой и создающим их трудом достигается на основе единицы высвобождаемого, сэкономленного общественного труда. Экономия труда выполняет эту роль не хуже, а лучше, чем его затраты.

Ныне это доказано применительно, по крайней мере, к производительным силам, все развитие которых «касается их потребительной стоимости, но не меновой стоимости» [10]. Соответствующие аргументы содержатся в работах представителей российской научной школы трудовой теории потребительной стоимости: в области экономики научно-технического прогресса — в книгах В.Я. Ельмеева, В.Г. Долгова, Н.Ф. Дюдяева; в области экономики энергетики — в работах В.Ф. Байнева [11]. Остаются пока недостаточно охваченными потребительностоимостным анализом сфера обмена и распределения, хотя первые подходы к этим сферам уже намечены [12]. В общетеоретическом плане сторонником потребительностоимостной концепции является видный советский ученый Р.И. Косолапов, предложивший в центр всей современной экономической теории и практики потребительную стоимость, вполне обоснованно утверждая, что любая экономическая теория только тогда чего-то стоит, когда она способствует достижению абсолютной цели производства — служить удовлетворению жизненных разумных потребностей человека [13]. В развитие потребительностоимостной концепции внесен значительный вклад С.С. Губановым и другими представителями школы (В.И. Сиськовым, Ю.С. Перевощиковым и др.).

Предстоит выполнить еще одну задачу — распространить объективный принцип экономии времени и на область движения потребительских благ, удовлетворяющих личные потребности, и на этой основе вытеснить маржинализм из его излюбленной сферы субъективных построений. Экономия времени, получаемая потребителем в результате замещения потребительных стоимостей низшего порядка потребительными стоимостями более высокого порядка, служит надежным соизмерителем их полезности и критерием возвышения человеческих потребностей.

Кроме соизмерения благ объективной общественной трудовой мерой — экономией времени — теория потребительной стоимости решает еще одну не менее важную проблему — объясняет возможность экономического развития общества, инновационность человеческого труда. Это вытекает из закона потребительной стоимости — принципа превосходства результатов конкретного труда над его затратами.

Из-за игнорирования данного принципа остаются не объясненными причины и результаты научно-технического прогресса, в частности, невозможность определения роста национального дохода за счет увеличения соответствующих затрат капитала, поскольку в этом случае нарушается равновесие затрат и результатов. Получается так называемый «таинственный остаток», составляющий 75–85% роста производства национального дохода, т.е. величина продукта растет быстрее, чем затраты факторов производства [14]. Из стоимостной формулы производственной функции этот «остаток» тоже не вывести, ибо в ней тоже предполагается установление равновесия затрат факторов производства и результатов.

Результат труда в виде созданной потребительной стоимости не равен, не тождественен (как в законе стоимости) его затратам, а превосходит их. Весь смысл человеческого труда в том и состоит, чтобы из меньшей полезности ранее созданных или природных вещей получить большую полезность. Об убывающей полезности можно говорить лишь в том случае, когда сделано продукта больше, чем можно потребить, вернее, продать в условиях рыночной экономики. Здесь речь идет опять-таки о требовании закона стоимости, выраженном в полезностных категориях спроса и предложения.

Что же касается действительного назначения труда, то оно очевидно: человек производит и должен производить больше, чем необходимо для воспроизводства его собственной жизни. Иначе невозможно обеспечить продолжение своей жизни в старости, а также жизнь детей. Излишки нужны и для удовлетворения общих потребностей людей.

Это свойство труда, не замеченное «большой» наукой, не нуждается в доказательствах. Оно в этом смысле аналогично принципу стоимостного равенства общественно необходимых затрат труда и стоимости продукта, принимаемому тоже за аксиому. Разница, однако, в том, что последний принцип нам дан вместе с законом сохранения и превращения вещества и энергии, не допускающим получение большего из меньшего, а первый напоминает поиски вечного двигателя. Принять же за этот двигатель жизнь, человеческий труд не позволяет не только приверженность к законам механики, но и к их аналогу — закону стоимости, утверждающему принцип тождества, равновесности применительно к обществу.

В настоящее время многие экономисты по существу признают, что труд, производительные силы (производственная функция), экономический рост и тем более развитие не объяснимы стоимостной концепцией, в том числе трудовой теорией стоимости. Можно сослаться не только на К. Маркса, но и на Й. Шумпетера, который, например, писал, что концепция Л. Вальраса «не только строго статична по своему характеру (на это совершенно осознанно и неоднократно указывал сам Вальрас), но и применима исключительно к стационарному процессу… По этой простой причине теория стационарного процесса фактически образует основу всей теоретической экономической науки, и мы, будучи экономистами-теоретиками, не многое можем сказать о факторах, которые следует рассматривать как первопричину исторического развития» [15].

Из российских авторов одни (И.Н. Мысляева, С.Г. Кара-Мурза, И.К. Смирнов) полагают, что большинство выработанных экономической наукой принципов оказались применимыми лишь для анализа статичного состояния экономики, тогда как комплекс проблем, касающихся динамики хозяйственной жизни, остался недостаточно разработанным. Эти ученые вполне обоснованно считают, что современная отечественная и зарубежная экономическая наука сторонятся теории развития вообще и экономического развития и экономической жизни в особенности. Другие (А.Б. Николаев) прямо указывают, что обмен между звеньями системы производительных сил не подчинен эквивалентному стоимостному принципу и тем самым подрывает устои стоимости. В то же время неэквивалентность в обмене ресурсами, вытекающая из движения потребительной стоимости, становится важнейшим условием развития и воспроизводства современного общества [16].

Принцип развития не совместим со стоимостным обменом, функционирующим на возмездно-эквивалентной основе — равенстве затрат и результатов. Прибавочная стоимость как стоимость (и все ее производные — прибыль, рента, процент) тоже не является превышением результатов над затратами, ибо за ней стоят равные ей затраты прибавочного труда. Если же ее хотят вывести из производительных сил труда (производительности труда), то неизбежно приходится переходить от стоимостной к потребительностоимостной основе.

Есть авторы, которые вытеснение рыночного типа хозяйства связывают с приходом на его место производства, базирующегося на создании информации, знаний. Полагают, что в отличие от материального продукта информационный продукт ввиду своей уникальности и всеобщности не нуждается в стоимостном эквивалентном обмене (А.В. Бузгалин). Соответственно, современную эпоху считают эпохой постепенной трансформации и перехода общества от традиционной рыночной системы хозяйствования в новую высокоорганизованную форму постиндустриального общества с экономикой преимущественно информационного типа. В рамках такого подхода новую парадигму называют информационной (С.А. Дятлов). В той мере, в какой в будущем производство перестает базироваться на массе непосредственного живого труда, меновая стоимость теряет свою силу. Но это не значит, что общество и люди не будут нуждаться в материальном продукте (потребительных стоимостях) и начнут «питаться» информацией.

По логике вещей трудовую теорию стоимости должна заменять ее противоположность — теория потребительной стоимости (В.Н. Черковец). Если к решению проблемы подойти с этой стороны, то новая парадигма должна исходить не из информации, а из труда, но не как источника стоимости, а как созидателя потребительной стоимости. Из этого, однако, не следует, что здесь речь идет об оправдании теории предельной полезности. Трудовая теория потребительной стоимости отрицает не только концепцию меновой стоимости, но и полезностную теорию, поскольку последняя не признает труд в качестве своей основы.

Против признания за трудовой теорией потребительной стоимости значения парадигмы, заменяющей теорию стоимости и предельной полезности, обычно приводят два аргумента: а) потребительная стоимость якобы тождественна натуральности и никогда не сможет приобрести определенности социально-экономической формы; б) за ней сегодня нет соответствующего объекта.

Мы решительно возражаем против этого: потребительная стоимость не менее социальна, чем стоимость. Она предполагает обмен и оценку и в этом смысле реализуется в отношениях между людьми, составляет социальное отношение. На производстве потребительной стоимости основывается воспроизводство человека и человеческой жизни. Обычно признается, что «запуск» стоимостного механизма происходит на основе натурального, через натуральный механизм, посредством натуральных отношений, но все же этот механизм и эти отношения лишают социальности. Боятся, что за подобной натуральностью могут скрываться труд и его затраты (субстанция стоимости), потребительная стоимость и потребительские блага, образующие материальный базис экономики (Ю.М. Осипов).

Что касается второго аргумента — отсутствия потребительностоимостного объекта, то в этом случае почему-то забывается, что человечество десятки веков вплоть до установления господства рыночной экономики развивалось на основе производства потребительной стоимости. На этой основе в нашей стране в недавнем прошлом функционировали многие хозяйственные процессы: развитие производительных сил, рост производительности труда, научно-технический прогресс, плановое регулирование посредством натуральных показателей и нормативов и т.п. Нерыночный характер протекания этих процессов, их подчиненность законам движения потребительной стоимости явились основным условием приобретения страной преимуществ в экономическом развитии. В этой области советское общество практически в ряде случаев вырывалось из пут товарности, что и давало всем известные великолепные результаты (А.М. Еремин).

Посредством индустриализации, экономии труда и снижения себестоимости продукции осуществлялось постоянное снижение цен, которые в СССР были самыми низкими в мире. Если к получаемой в то время заработной плате добавить доходы населения из общественных фондов потребления (бесплатное образование, медицинское обслуживание, низкая плата за жилье, коммунальные, транспортные и многие другие услуги), то в целом уровень оплаты труда не намного отставал от ее уровня в развитых капиталистических странах, живущих в значительной мере за счет неэквивалентного обмена со странами второго и третьего мира.

Положение государственных предприятий как составных частей одной экономической «фирмы», не знающих торговли между собой, и безналичное обращение их продукции позволяли обходиться без громадной массы всякого рода посредников (дилеров, брокеров, маклеров, банкиров и банковских служащих и т.п.), что давало возможность сводить к минимуму трансакционные издержки, которые в странах с рыночной экономикой нередко превышают издержки самого производства. Поскольку преодолевался стоимостной обмен, удавалось экономику вести по научному — планировать ее развитие, организовывать пропорциональное, основанное на балансовой системе снабжение отраслей народного хозяйства, обходиться без всякого рода неплатежей, неуплат, задолженностей и т.п.

На основе признания потребительностоимостного принципа превосходства результатов над затратами (а не их стоимостного равенства) в качестве главного способа объяснения и обоснования как экономического, так и социального развития общества, можно решить еще одну нерешенную стоимостными и полезностными методами проблему — вопрос об экономической и социальной эффективности.

Известно, что принцип эффективности теоретически выводится из соотношения затрат и результатов деятельности. В рамках закона стоимости результат должен быть равным затратам, т.е. в результате не может содержаться ничего большего по сравнению с затратами, между ними должно быть равновесие. Единственным эффектом в этих рамках может быть признано увеличение прибавочной стоимости товара за счет соответствующего уменьшения ее необходимой части, но при сохранении равенства между стоимостью всего продукта и затратами труда (живого и прошлого). Поэтому все показатели стоимостной эффективности заключены в величине прибавочной стоимости и ее разнообразных проявлений в виде прибыли, процента, ренты. Отсюда — многочисленные стоимостные показатели эффективности.

В теориях предельной полезности, тоже не предполагающих возможность развития, эффективность в общем случае сводится к более высокому субъективному предпочтению в удовлетворении тех или иных потребностей субъекта. Так, согласно С.А. Первушину, «экономически целесообразным будет лишь потребление, удовольствие от которого превышает тягостность затрат на него, которое дает известную положительную разницу» [17]. Для обозначения этой разницы вводятся по аналогии с производством стоимости понятия «потребительская прибыль», «потребительский доход», «потребительская рента», призванные отразить дополнительный результат от потребительной деятельности. Соответственно, С.А. Первушиным делается поправка ко второму закону Г. Госсена. Вместо предельной полезности продукта ставится предельный доход потребителя: «моментом, определяющим потребление, является не предельная полезность, а предельный доход, предельная рента потребителя» [18]. Определяется предельный доход (как и предельная полезность) на основе ранжирования получаемого удовольствия от потребления последних долей благ, т.е. на основе субъективных предпочтений людей.

Эффективность по В. Парето, исходящая из признания субъектом своего благосостояния как улучшения, предполагает, что этому улучшению должно соответствовать такое же ухудшение благосостояния другого субъекта. В данном случае соблюдается стоимостное равенство в распределении благ. Если же один из субъектов улучшит свое положение, а другой не ухудшит, то это приведет к отрицательной эффективности, которая тоже может служить показателем состояния эффективности.

Несмотря на включение в систему показателей эффективности объективных моментов, как это имеет место у В. Парето, и особенно у М. Алле, маржиналистская теория эффективности в целом остается на принципах стоимостного равенства затрат и результатов, т.е. на принципах рыночной равновесности, не совместимых с признанием развития, без которого проблема эффективности повисает в воздухе.

Вместе с тем отдельные представители современных полезностных концепций, оставаясь верными субъективизму, в систему показателей эффективности вводят объективные моменты. Например, у М. Алле так называемый потенциальный излишек, служащий критерием эффективности экономики, по существу выражает потенциально высвобождаемый труд, хотя о труде он не говорит. На самом деле это тот труд, который по мере лучшего использования ресурсов, технического прогресса становится излишним, а его сохранение в экономике — потерей эффективности. Чтобы производство достигло состояния максимальной эффективности, «необходимо и достаточно, чтобы соответствующий распределимый излишек был нулевым» [19].

Применительно к производству того или иного блага, предназначенного для удовлетворения потребностей, эта потеря «может быть определена через максимальное количество этого блага, которое можно было бы высвободить», сохраняя все индексы предпочтения на уровне прежних значений [20]. Подобно тому, как труд, подлежащий высвобождению, является излишним при эффективном функционировании экономики, так и высвобождаемые блага, оставаясь нереализованными, будут потерей для экономики. Эта потеря как раз и является наибольшим распределимым (потенциальным) излишком. Его наличие объясняется недоиспользованием имеющихся ресурсов, плохой организацией производства или всей экономической системы [21]. При распределении имеющегося излишка оптимум достигается в случае, если улучшение благосостояния одних не вызывает его ухудшения у других или даже приводит к улучшению положения всех. Другое дело, когда излишка нет, он становится нулевым за счет хорошего использования ресурсов и налаженной системы управления. Тогда достигается состояние максимальной эффективности, ибо уже нельзя будет повысить благосостояние одних, не ухудшая его у других.

Не обращаясь к экономии труда, к его высвобождению, М. Алле тем не менее вводит экономию труда с черного хода, как бы с противоположной стороны: труд, оставаясь излишним, не высвобожденным, свидетельствует о низкой эффективности экономики.

Экономия труда, вопреки мнению маржиналистов, вовсе не исключает фактор потребностей и их лучшего удовлетворения из показателей эффективности экономики. Наоборот, чем больше труда экономится в процессе производства тех или иных благ, тем масштабнее будет потребительная деятельность общества. Об этом свидетельствуют результаты анализа эффективности, рассчитанные по показателю экономии труда и по показателю фонда потребления на душу работника. Они, как выяснил В.С. Вечканов, совпадают, т.е. за эффективностью, рассчитанной по фонду потребления на душу работника, стоит та же эффективность, рассчитанная по экономии труда [22].

Трудовая теория потребительной стоимости вместо формулы «труд по условиям производства равен труду по условиям потребления» выдвигает противоположную формулу — «труд по условиям производства меньше труда по условиям потребления», делая сэкономленный, высвобождаемый труд, положительную разницу между ним и затраченным трудом критерием повышения эффективности. Этим данный критерий органически связывается с признанием человеческого развития, лучшим удовлетворением потребностей.

В какой-то мере потребительностоимостной подход, объясняющий возможность социально-экономического развития, согласуется с аналогичными суждениями в современном естествознании, в частности в физике, высказываемые И. Пригожиным. По его мнению, как классическая, так и квантовая механика имеют дело со статикой, с обратимыми во времени процессами, равновесностью, устойчивостью и т.п. Механистическая парадигма, утверждает он, и поныне остается «точкой отсчета» для науки в целом. Оказываемое ею влияние столь сильно, что подавляющее большинство социальных наук, в особенности экономика, все еще находится в ее власти. Новая ситуация в физике и других естественных науках, наоборот, опирается на принцип неравновесности, неустойчивости, на необратимости процессов во времени, вне которой нельзя объяснить образование новых явлений, в том числе появление жизни на Земле [23].

Потребительностоимостная концепция тоже исходит из неравновесности процесса труда, асимметрии между его результатами и затратами. Труд не может находиться в состоянии равновесия по своей природе — он перестает быть трудом, если его движение постоянно не переходит из одного состояния в другое, если он перестает функционировать и создавать. Но таким труд предстает в качестве созидателя не стоимости, а потребительной стоимости. Именно в этом своем качестве труд предполагает постоянное превращение предметов и энергии из одних потребительных форм в другие, притом чем больше первоначальных форм перерабатывается в конечную, тем большую сложность приобретает конечный результат. Этого, как известно, не претерпевают стоимостные формы: они или только переносятся на продукт, или тождественны издержкам, затратам труда. Поэтому стоимостная концепция предполагает устойчивость, порядок, неизменность. На такую же равновесность претендует теория предельной полезности.

Креативность, инновационность труда с соответствующим механизмом преобразований его структуры и элементов выводятся из его свойства неравновесности. С каждым превращением предмета труда и используемой энергии в новую потребительную форму совершаются так называемые бифуркации, создаются разные возможности трансформации одних форм в другие, например, первичной тепловой энергии от питания человека — в двигательную, в исполнительную или умственную работу. В зависимости от этого возникают различные варианты результатов, начиная от вещественных и кончая социальными и духовными благами. В процессе труда осуществляется постоянная внутренняя дифференциация его функций, создаются разные возможности, происходит выбор одного из них.

Другая, не менее существенная особенность труда как созидателя потребительной стоимости — это приобретение им свойства необратимости результатов в исходные формы, т.е. в первичные потребительные формы. Если стоимость продукта обратима в стоимость затрат (издержек) и разложима на соответствующие ее элементы, то потребительная стоимость продукта, превышая затраты на ее производство, не сводима к ним. Посредством необратимости своих результатов и своего течения во времени труд создает качественно более сложные и новые структуры. Необратимость с ростом производительности труда в потребительностоимостном отношении приводит ко все большей положительной неравновесности результатов и затрат, что несовместимо с производством энтропии, с ее возрастанием. Рабочая сила в отличие от природных механических процессов — «явление жизни, процесса крайне неравновесного и связанного с локальным уменьшением энтропии» [24]. И наоборот, в стоимостной плоскости рост производительности труда сопровождается возрастанием энтропии или ее нулевым значением. Отсюда известные теории пределов роста, приостановки экономического развития или даже приближения конца истории, неизбежного экономического коллапса.

Стоимостная форма рабочей силы и результатов труда с ее разложимостью на исходные элементы не позволяет объяснить еще одну очень важную особенность общественного труда — порождение им эффекта от его коллективности. Обратимость стоимости делает ее интегрируемой, сводимой к сумме составляющих ее частей. Для стоимости безразлично, производит ли ее тысяча рабочих каждый отдельно или совместно. Она в том и другом случае будет равна сумме (тысяче) затраченных средних рабочих дней. Соответственно, рыночная теория может обходиться концепцией, в основе которой фигурирует отдельный, изолированный индивид, а общество сводится к сумме людей.

Необратимость потребительностоимостной формы, наоборот, делает ее неинтегрируемой, несводимой к сумме единиц, что дает возможность оценить значимость кооперативных, общественных потенций человека и его труда. Преодоление эквивалентности двух уровней характеристики труда, т.е. уровней его выполнения ансамблями и отдельными индивидами, открывает значительные перспективы для изучения не только общественной природы труда, но и самого человека как совокупности общественных отношений. Иначе неизбежна подмена социологического подхода антропологическим, сводящим общество к множеству индивидов и отрицающим его неинтегрируемость.

В этой связи важно подчеркнуть, что именно необратимость и неравновесность, свойственные потребительностоимостным формам труда, более всего соответствуют идее самоорганизации, постулируемой синергетикой. В литературе, к сожалению, самоорганизацию в экономике часто отождествляют с действием стоимостных механизмов, в частности, с равновесностью рыночного спроса и предложения, ведущей якобы к устойчивости и порядку. Самоорганизованность, в свою очередь, смешивается со стихийным течением рыночных процессов и даже с действием вроде бы объективных законов, не совместимых с планированием и регулированием экономических процессов со стороны самих людей. Между тем, рыночная равновесность, обратимость стоимостных форм неизбежно приводят к увеличению энтропийности экономической системы, к ее разрушению, кризисам и, в конечном счете, к гибели. Перевод экономики России на рыночную основу наглядно подтверждает это.

Действительная самоорганизация, напротив, возникает из неравновесности, неустойчивости динамической системы, образующихся в точке бифуркаций, в диссипативных структурах. «Неравновесность, — пишет И. Пригожин, — приводит нас к таким понятиям, как самоорганизация и диссипативные структуры» [25]. Если бы мир состоял из устойчивых систем, то он, по мнению И. Пригожина, радикально отличался бы от того мира, который мы наблюдаем вокруг. Это был бы статичный мир. Созидательную творческую активность человека мы должны рассматривать как продолжение и усиление законов природы, представленных в естествознании [26].

В этом отношении закон экономии труда, поскольку в нем речь идет об экономии как человеческой трудовой, так и природной энергии, соответствует аналогичной закономерности развития биосферы — принципам диссипации энергии, сформулированным Н.Н. Моисеевым. Согласно этому принципу, в любой живой системе, при прочных равных условиях, реализуются такие формы организации, при которых система производит минимум энтропии, используя энергию максимально экономно [27]. Данный принцип приложим и к системе, образуемой обществом и живой природой: с точки зрения термодинамики, экономия энергии в этой открытой системе подавляет увеличивающуюся в ходе жизнедеятельности энтропию.

Экономия труда, будучи требованием закона производства потребительной стоимости, выполняет эту же функцию, т.е. способствует преодолению энтропии, вызываемой стоимостным равновесием, особенно погоней за прибылью, сопровождаемой увеличением затрат и стремлением к беспредельному накоплению капитала. Экономическая ситуация, сложившаяся в наши дни, свидетельствует о том, что из-за погони за прибылью все меньше обращается внимания на экономию в расходовании добываемой энергии, что приводит к приращению энтропии в биосфере, к ухудшению экологических условий существования людей [28]. Нормальное экологическое развитие человека в системе экономики возможно лишь в тех условиях, при которых взаимодействие производства и потребления происходит на основе производства, в котором господствует потребительная стоимость.

Примечания

[1] Аристотель. Соч.: В 4-х т. М., 1983. С.390.

[2] Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т.13. С.43, 48.

[3] См.: Экономическая теория на пороге XXI века / Под ред. Ю.М. Осипова и др. СПб., 1996.

[4] Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т.23. С.44.

[5] Австрийская школа в политической экономии: К. Менгер, Е. Бем-Баверк, Ф. Визер. М., 1992. С.125.

[6] Там же. С.335.

[7] Там же. С.99.

[8] Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т.20. С.321.

[9] Там же. Т.46. Ч. II. С.117.

[10] Там же. Т.48. С.330.

[11] Ельмеев В.Я. Основы экономики науки. Л., 1977; Он же. Воспроизводство общества и человека. М., 1988; Долгов В.Г. Управление научно-техническим прогрессом: потребительностоимостные основы. Л., 1988; Дюдяев Н.Ф. Промышленные работы и экономия живого труда: потребительностоимостной анализ. Саранск, 1998; Байнев В.Ф. Электропотребление и экономия живого труда: потребительностоимостной анализ. Саранск, 1998.

[12] Ельмеев В.Я. К новой парадигме социально-экономического развития и познания общества. СПб., 1999.

[13] Косолапов Р.И. Идеи разума и сердца. М., 1996. С.175-176.

[14] Глазьев С.Ю. Теория долгосрочного технико-экономического развития. М., 1993. С.21.

[15] Шумпетер Й. Теория экономического развития. М., 1982. С.52, 53.

[16] См.: Экономическая теория на пороге XXI века: Т.2. / Под ред. Ю.М. Осипова, В.Т. Пуляева, В.Т. Рязанова, Е.С. Зотовой. М., 1998.

[17] Первушин С.А. Очерки по теории массового потребления // Экономист. 1922. № 4-5. С.40.

[18] Там же. С.84.

[19] Алле М. Условия эффективности в экономике. М., 1998. С.41.

[20] Там же. С.40.

[21] Там же.

[22] Эффективность производства и ее слагаемые / Под ред. В.С. Вечканова. Л., 1983. С.80.

[23] Пригожин И., Стенгерс И. Порядок из хаоса: новый диалог человека с природой. М., 1986. С.16; Пригожин И. Конец определенности: Время, хаос и новые законы природы. Ижевск, 1999. С.10-11.

[24] Кара-Мурза С.Г. Политэкономия индустриализма: связь экономической модели и научной картины мира // Экономическая теория на пороге XXI века. СПб., 1996. С.162.

[25] Пригожин И. Конец определенности: Время, хаос и новые законы природы. С.29.

[26] Там же. С.53, 67.

[27] Моисеев А.Н. Алгоритмы развития. М., 1987. С.57-62.

[28] Перевощиков Ю.С., Макарова Л.Л. Концепции современного естествознания. М., 1998. С.152.

На главную страницу