III. ПОСТАНОВКА ВОПРОСА «ЧТО ДЕЛАТЬ»?

 

 

 

 

Выслушав внимательно все, ранее сказанное, наши академики, профессора и т.д. отреагируют так:

 

 

 - а затем они добавят:

 

 

Так нам скажут наши уважаемые профессора, академики и иже с ними. Скажут убедительно, доказательно, корректно, без нажима, можно сказать, по-дружески... и на этом успокоятся.

 

Замалчивание или бойкот - первое, что предпринимает реакция в борьбе со своими противниками, и это отмечалось еще К.Марксом. Но, если замолчать все же не удается, тогда применяются другие средства.

 

Клевета. После бойкота клевета по действенности занимает второе место, суть ее в следующем. Поставленный и выдвигаемый вопрос не обсуждается, а обсуждаются лица, посмевшие его выдвинуть, с целью их компрометации. Прием этот старый-престарый, но действенный до сих пор; применялся он, как гласят предания и все учебники по римскому праву, еще адвокатами древнего Рима, применяется и сейчас во всех сферах, в том числе и научных.

 

Саботаж - это средство заключается в выбрасывании белого флага с порога. Реакция не спорит, более того, со всеми выдвинутыми положениями, в том числе принципиальными, как будто соглашается, но как только вопрос встает о практической стороне дела, здесь она заявляет: нет, ничего не получится, не выйдет, а, если и выйдет, то не ранее, чем через 200 лет.

 

И, наконец, последнее средство реакции - болтливость, - оно очень схоже с предыдущим. Начинается оно так же с полного признания основ, а затем начинаются уточнения и детали. Уточнения могут продолжаться сколь угодно долго, а само дело тонет в уточнениях и обсуждениях; в обсуждениях находится великое удовольствие и даже призвание многих ученых людей.

 

Таковы средства, применяемые всеми частниками: бойкот, клевета, саботаж и болтливость. Мы очень хорошо знаем частника, окопавшегося в науке - все его повадки, навыки, приемы, его родословную, помыслы, вожделения и даже страхи. Причем, знаем все это лучше, нежели он сам знает; знаем то, чего он вообще знать не может, например, ближайшую его судьбу - тот бесславный конец, который он сам себе готовит по неразумению.

 

Частник в науке, т.е. ученый человек - это последний частник на нашей планете. То, что было хорошо и полезно для его исторических предшественников: рабовладельца и жреца, феодала и попа, помещика и священника, капиталиста и пастора, бюрократа и бабки-гадалки, - для ученого человека (мы точно знаем) оказывается пагубным. Дело в том, что все его исторические предшественники свое благополучие, власть и общество основывали отнюдь не на одних подсобных средствах, о которых было упомянуто выше, - не только на бойкоте, клевете, саботаже и болтливости, но в их руках имелись и собственные, специфические средства для утверждения своего господства в обществе и удержания народных масс в повиновении.

 

Рабовладелец имел землю, рабов, мечи, бичи и оковы, которые использовались им, а помогал ему во всех этих делах жрец, распоряжавшийся богами, идолами, невежеством, забитостью и суеверием народных масс. Земля, рабы, мечи, бичи, оковы, боги, идолы, невежество, забитость и суеверие - все это представляло в руках рабовладельцев большую реальную силу.

 

У феодала имелись, прежде всего, имя, «честь», политическая власть, затем имелась земля и крепостные холопы, затем шпага с плеткой, затем боевые дружины, большие дворы с челядью подхалимов, наушников и паникеров, и, наконец, церковь, а у входа ее поп с крестом, использующий все то же невежество, суеверие и забитость народных масс, к которым к тому же добавилась немалая доля боязни бога и вероотступничества. На такой основе феодал мог прочно держаться многие годы, недаром феодализм просуществовал целое тысячелетие.

 

У капиталиста, как известно, был капитал, и к тому же в его распоряжении имелся скрытый страх - страх, сковывающий народные массы, включая сюда и самого капиталиста. Капитал и страх, как известно, немалая сила, независимо от того, в чьих руках они находятся.

 

И, наконец, предпоследнее историческое образование частника и собственника на нашей планете - бюрократ с его верной помощницей бабкой-гадалкой, - окопавшиеся оба в разного рода учреждениях. Ведь никак нельзя сказать, чтобы у бюрократа не было своей специфической собственности. Еще Маркс отмечал, что бюрократия - это власть стола (бюро), вот они-то, т.е. стол (бюро), место, которое занимается бюрократом в общественном производстве и используется им в личных интересах, - это и есть его специфическая собственность. К тому же бюрократу помогает та бабка-гадалка, которая повсюду и неотступно следует за ним и которая умеет ловко гадать на картах и кофейной гуще по поводу общественного производства, внутренней и международной политики. Бабка в этих вопросах совершенно безграмотна и глупа, но что поделаешь, если наука и в частности социология не давала и не дает удовлетворительных ответов по многим вопросам общественного производства и политики; приходится, поэтому пользоваться услугами бабок-гадалок. И не надо сильно самообманываться - в деле гадания на картах и кофейной гуще ученый человек тоже принимал и до сих пор принимает деятельное «участие» - ходит в ассистентах бабки - особенно, если дело касается общественных вопросов. И, наконец, самое последнее по счету и самое важное по значению, что надо сказать при рассмотрении бюрократов и бюрократии - это энтузиазм масс. Энтузиазм масс не назовешь невежеством, но именно он в первую очередь используется бюрократами и бюрократией для усиления своей власти в обществе. Таким образом, если учесть все перечисленное о предпоследнем историческом собственнике - о бюрократе, то следует сказать, что в его распоряжении имелись и имеются не только вспомогательные (общие для всех частников) средства, - такие, как бойкот, клевета, саботаж и болтливость, но у бюрократа имелись свои собственные специфические средства, в ряду которых на первом месте стоит энтузиазм масс, на втором - власть стола, а на третьем - четвертом стоят рядышком бабка-гадалка с ученым человеком.

 

Мы вынуждены были задержаться на историческом экскурсе только затем, чтобы лишний раз напомнить ученому человеку - с чем связывается власть того или иного собственника в обществе. Пусть он сам взвесит свои шансы и силы, прежде чем окончательно решится на захват власти.

 

Не будем секретничать, учёный человек мечтает о руководящей роли, и, быть может, о господстве в нашем обществе. Слов нет, его привлекает удачливый и вместе с тем прискорбный пример с бюрократией, но ученый человек упускает из виду энтузиазм масс - он недооценивает этого фактора, потому что вообще недооценивает народные массы. Ведь не надо забывать, что бюрократия пришла к власти только на энтузиазме масс. Не будь его, не видать бюрократии власти - и быть бы ей до сих пор обыкновенным канцелярским Акакием Акакиевичем. Кроме того, никак нельзя забывать, на чем спекулировала бюрократия, когда пробиралась к власти - на марксизме - и это очень важно, чтобы понять, где верный путь и истинное призвание ученого человека. Мы, конечно, не предлагаем ученому человеку спекулировать на марксизме, но овладение марксизмом во многом помогло бы даже в его чисто утилитарных целях захвата власти.

 

Однако не будем забегать далеко вперед. Итак, имеется ли сейчас тот энтузиазм масс, на гребне которого ученому человеку можно было подняться к власти? Если быть трезвым и не самообманываться, то надо сказать, что нет сейчас такого энтузиазма в массах. Положительный энтузиазм полностью был израсходован по глупости бюрократии еще в предвоенный период. Большой моральный подъем в народе имел место во время войны, но это, во-первых, не совсем тот энтузиазм, который, в данном случае требуется, ибо вызван он был нависшей над страной опасностью и носил он чисто национальный, т.е. ограниченный характер и, во-вторых, закончился этот подъем с последним выстрелом в войне окончанием Парада Победы на Красной площади в Москве. Что было потом - каждый знает: бюрократия сделала все, чтобы погасить в народе всякий намек на подлинный народный энтузиазм.

Долго все рассказывать о совершенных бюрократами деяниях, ибо подробный список деяний еще не составлен, но кое-что уже сейчас становится известным. Первоначальное, а значит и самое тяжкое преступление, которое было совершено бюрократией против советского народа и против всего человечества - это незнание и непонимание, что такое социализм и что собою должен представлять коммунизм. До сих пор бюрократия не знает и не понимает тех целей, а, следовательно, и путей к целям, к которым зовется народ. Что может быть страшнее движения без целей, без путей, без понимания и без знания - вот это и есть самое страшное преступление бюрократии против народа и не только против нашего, но и всех остальных народов земного шара.

 

Бюрократия не выполнила первого и отправного тезиса В.И.Ленина: стать коммунистом - это значит обогатить свою память знанием всех тех богатств, которые выработало человечество.

 

Последний коммунист, который понимал смысл и значение этого тезиса, умер вместе с В.И.Лениным, - спрашивается, кто из оставшихся коммунистов хотя бы немного приблизился к уровню Ленина и выполнил оставленный им тезис; кто из них обогатил свою память знанием всех тех богатств, которые выработало человечество? Никто! Партия благодаря этому осталась без коммунистов. Уже вскоре после смерти В.И.Ленина невежество стало характерной чертой нашей партии - вот это и есть самое страшное преступление, совершенное бюрократией против народа.

 

Как мог двигаться народ к социализму и коммунизму с невежественной партией во главе? Многие наивные люди полагают, что на худой конец можно было двигаться вслепую, - ощупью, шаг за шагом, путем проб и ошибок, устранение которых, по распространенному мнению, вполне возможно в ходе самого движения. Не надо скрывать, что так думают не только бюрократы, но и многие крупные ученые, а также сбитые с толку массы. Вся трудность, по их мнению, состоит лишь в том, чтобы не делать слишком серьезных ошибок и уметь во время их исправлять.

 

Мы (и в частности автор настоящего письма) придерживаемся иного мнения. Вообще говоря, движение вслепую вполне возможно, - таких движений в Природе, Обществе и Сознании до сих пор совершается великое множество и этих движений по численности значительно больше, нежели движений, которые совершаются сознательно. Притом характерно, что слепые движения могут при стечении счастливых обстоятельств приводить к благоприятным результатам, - именно благодаря этому смогла развиваться естественная природа, - подняться с низшего уровня организации материи на высший уровень, вплоть до самого человека и человеческого общества.

 

Вот этот счастливый пример или принцип, позаимствованный нашим мышлением из окружающей естественной природы, до сих пор механически переносится в человеческую практику. Предполагается, что на счастливых принципах человеку и человечеству и дальше можно строить свою жизнь на земле и даже в космосе. Наше мышление здесь допускает обыкновенную, но весьма опасную ошибку, будто вслепую можно достигать целей, и еще большую ошибку оно допускает, когда делаются попытки построить новое общество вслепую, и, наконец, самая большая ошибка допускается в тех случаях, если делаются попытки строить не только вслепую, не только новое, но и в присутствии или с помощью отсталого сознания.

 

Да, одно дело - движение просто вслепую, - абстрактно говоря, здесь еще допустим, хотя бы через миллион лет, благоприятный исход, и другое дело то же самое движение вслепую плюс отсталое сознание: здесь уже невозможен благоприятный результат даже через миллион лет. Мы забываем влияние и роль сознания. Движение может пробиться к цели лишь в том единственном случае, если присутствующее при сем сознание будет полностью соответствовать самому движению, - его характеру, его природе, - только в этом одном единственном случае движение может протекать и закончиться более или менее благополучно. Во всех остальных случаях отсталое сознание будет мешать даже слепому движению, сбивать его на каждом шагу с толку, даже в тех редких случаях, когда слепое движение случайно будет иногда находить правильные шаги.

 

Итак, что же получается в целом, если движение идет вслепую и к нему добавляется отсталое сознание, пытающееся осуществлять руководство? Получается то, что все мы имели и имеем возможность наблюдать в нашей действительности. Получается, с одной стороны, нагромождение ошибок, с другой стороны, то же нагромождение и тех же ошибок, причем совершенно нелепых ошибок: какая из них является просто ошибкой, какая глупостью, какая недоработкой и упущением, а какая злоупотреблением - все это представляется темным и дремучим лесом, в котором нет никакой возможности ни пройти, ни разобраться. Все попытки исправления допущенных ошибок превращаются в еще большие ошибки; нагромождения растут, а неясности тем более растут. Движение в целом превращается в нечто такое, что можно назвать одним словом - хаос. Само собой разумеется, что люди, участвующие в таком движении, и особенно их характеры сильно портятся.

 

Такова картина. Встает тревожный вопрос, - какой выход мог бы стать наилучшим из создавшегося очень сложного положения? Что делать?

 

 

*****

Вопрос этот встречает к себе разное отношение. Одни вообще не признают за ним право на существование: нет, мол, в нашей стране такого вопроса; дела наши идут более или менее нормально и в соответствии с заранее намеченным планом, поэтому нет надобности ломать себе голову над вопросом: «Что делать»? Другие - и их меньшинство - хотя и с трудом, и не сразу, но все же соглашаются признать за вставшим вопросом право на существование.

 

Вот на эти две категории (признающих и не признающих) надо подразделить наше общество в первую очередь, прежде чем начинать поиски ответа на поставленный вопрос.

 

Первая категория: не признающие и не соглашающиеся, - они не однородны. Среди них есть «сознательные» и «несознательные». «Сознательные» - те, кто в силу ряда причин, главным образом субъективных, сознательно уклоняются от постановки вопроса «Что делать?» «Несознательные» - те, кто еще не достиг (в силу объективных причин) уровня понимания постановки вопроса.

 

Вторая категория: признающие и соглашающиеся, - они тоже неоднородны. Делятся они и отличаются друг от друга по степени признания вопроса и полноты ответов на него.

 

Первый этап классификации нашего общества, таким образом, может быть представлен в виде (схема 1):

 

 

 

 

 

 

Давайте теперь вникнем, что собою могут представлять эти общественные образования. Первое, что следует заметить, конечно, это - не классы и не те классы, через представления которых мы ранее только и могли рассматривать то или иное общество; и не надо самообманываться - привычка сия в нас сидит прочно до сих пор. Классы обусловлены отношением к средствам производства - к такому пониманию мы привыкли, и такое понимание в нас засело прочно. Никто пока не допускает мысли - а не могут ли возникнуть «классы», обусловленные отношением не к средствам производства, а к чему-то другому, например, к идеям и тем более к идеям передовым? Ну, а если говорить точнее, то для возникновения классов совсем неважно, какие идеи, передовые или непередовые явятся камнем преткновения в обществе. Общество может разделиться на «классы» с таким же успехом на отсталой идее, как фашизм, и на более передовой. Все зависит от того, что скрывается за идеями и зависит от конкретного исторического момента, когда обсуждаются эти идеи.

В нашем советском обществе исчезли классы, обусловленные отношением к средствам производства уже в момент обобществления средств производства, но это совсем не значит, что в нашем обществе исчезли классы, обусловленные отношением к идее коммунизма. В нашем обществе до сих пор имеются весьма пестрые представления о коммунизме и, следовательно, пестрые отношения к нему. Не видеть этого значило бы не видеть абсолютно ничего, не иметь глаз, не говоря уже о рассудке и разуме.

 

Да, наше общество сейчас делится на два больших и непримиримых класса, по разному относящихся к идее коммунизма: на признающих и непризнающих, - и проверяется это отношением к вопросу «Что делать?».

 

Возвращаясь к схеме 1, можно так сказать: левая половина (непризнающие) - это реакционный класс, а правая (признающие) - революционный. Однако революционеры и даже реакционеры, как подсказывает история и наблюдаемая действительность, бывают разные, поэтому в тех и других надо обстоятельнейшим образом разобраться, прежде чем предпринять хотя бы маленький шажок в сторону вопроса «Что делать?».

 

 

*****

 

 

На этом мы могли бы закончить свое повествование, а дальнейшее рассмотрение вопроса «Что делать?» передать в руки академика А.Румянцева, члена-корреспондента Т.Тимофеева и философа Г.Осипова, и при этом могли бы сказать им несколько напутственных слов, а именно «если объектом предлагаемой науки социологии является общество, рассматриваемое под углом зрения - отношения членов этого общества к идее коммунизма - тогда мы вас приветствуем! Вводите новую науку социологию, создавайте комитеты и институты, исследуйте, дерзайте, идите вперед и притом не мешкайте, ибо время сейчас работает не только и не столько на революционеров, но и на реакционеров, особенно на зарубежных! Мы же с нетерпением будем ждать результатов ваших исследований и ваших практических действий.

 

И мы очень просим обратить внимание на два подчеркнутых нами места в приведенном пожелании. Первое - «отношения членов общества к идее коммунизма» - это явится искомым предметом социологии, и второе - «ваши практические действия» - тем, что от вас требуется в настоящее время.

 

Там могли мы высказаться, если бы у нас была уверенность в силах и намерениях академика А.Румянцева, члена-корреспондента Т.Тимофеева и философа Г.Осипова. Наши сомнения связываются, прежде всего, с намерениями этих товарищей, а затем и с их силами (субъективными возможностями). Это мы сейчас объясним, но для этого надо снова вернуться к тексту статьи «Социология и жизнь общества».

 

 

 

На первую страницу