Александр Фетисов

ДВИЖУЩИЕ СИЛЫ НАУЧНОГО ТВОРЧЕСТВА

 

(Несколько замечаний по поводу статьи акад. В. Энгельгардта 

в журнале «Наука и жизнь» № 3, 1965 г.)

 

 

 

Статья под этим названием примечательна тем, что в ней затрагивается один из наиболее  острых вопросов нашего времени - творчество. И еще более примечательна эта статья  путаницей понятий в том вопросе, который, казалось бы, должен был представляться автору  статьи более или менее ясным.

 

Настоящее письмо пишется, конечно, не для напечатания. - Этого журнал «Наука и  жизнь» не может сделать. Но если бы настоящее письмо стало предметом изучения, и было  передано академику В.Энгельгардту для внимательного ознакомления - этим, пожалуй,  журнал смог бы принести и себе пользу, и пользу автору статьи.

 

Для того чтобы академику В. Энгельгардту легче было убедиться, насколько неясно все  ему представляется в вопросе «творчества и движущих сил», мы попросим его вдуматься в  нижеследующие наши замечания.

 

 

§ 1

 

 

В самом начале статьи акад. В. Энгельгардт высказывает свое «глубокое убеждение» в том, 

 

 

… что творчество ученого в самом первоисточнике есть результат врожденной физиологической  потребности, результат некоторого инстинкта, ощущаемого так же властно, как потребность  птицы петь или стремление рыбы подниматься против течения бурной горной реки.

 

 

Надо помнить, что это написано ученым, а не поэтом, следовательно, в каждом приведенном здесь слове мы вправе подразумевать, прежде всего, смысл, а затем уже чувства, образы  и поэтические сравнения и т.д. Короче говоря, мы обязаны и имеем право к словам и  высказываниям акад. В. Энгельгардта отнестись с полным доверием.

 

Первое замечание. Оно возникает в связи со словом «ученый».

 

Академик В. Энгельгардт утверждает и даже «глубоко убежден» в том, что «творчество  ученого есть нечто похожее на врожденный физиологический инстинкт». Поскольку этот  инстинкт академиком был связан со словом «ученый», то сам собою возникает тревожный  вопрос: инстинкт этот свойственен только ученому или свойственен и любому человеку, ну,  скажем, как это имеет место с инстинктом «есть» и «пить». Академик В. Энгельгардт  творческий инстинкт сравнивает с пением птиц, но пение, как известно, свойственно не всем  птицам. Ворона, например, умеет только каркать и пением не занимается. Точно так же не  все рыбы способны подниматься против течения рек, а тем более бурных горных рек.

 

Смысл первого нашего замечания сводится к выяснению вопроса: творчество - свойственно всем людям или оно свойственно только тем из них, кто умеет «петь» и «подниматься против течений бурных горных рек»? Владимир Александрович Энгельгардт - умный человек и поэтому мы уверены - он не обидится за то, что мы воспользовались его же собственной терминологией.

 

 

 

§ 2

 

Далее он пишет:

 

 

Несомненно, что творческий инстинкт сродни тому «рефлексу цели», о котором прекрасно  высказался в свое время  великий ученый и глубокий мыслитель И. П. Павлов:

 

«Рефлекс цели  - говорит Павлов, - « есть основная форма жизненной энергии каждого из нас. Жизнь только для  того красна и сильна, кто всю жизнь стремился к постоянно достигаемой, но никогда не достижимой цели... Вся жизнь, все ее улучшения, вся ее культура делаются рефлексом цели, делаются людьми, стремящимися к той или другой поставленной ими себе в жизни цели».

 

 

 По этому поводу акад. В. Энгельгардт восклицает:

 

 

Прекрасные слова! Они от начала до конца приложим» к деятельности ученого. Рефлекс цели и творческий инстинкт - это почти одно и тоже, они почти полностью составляют единое целое.

 

 

Слова может быть и прекрасные, но от них становится тоскливо. Когда же от слов мы  сможем перейти к мыслям и понятиям? Ну, прежде всего «ЦЕЛЬ» есть особенность и привилегия только человека, притом, если хотите, Человека с большой буквы, т.е. стоящего на довольно высокой ступени индивидуального развития, а не всякого человека. На земном шаре жили и продолжают жить миллионы людей без всякой цели - это факт установленный. Рефлекс же - привилегия не только человека, рефлекс может быть достоянием любого животного, - это факт тоже давно установленный. Следовательно, если уж акад. В. Энгельгардт так стремится произносить красивые слова, то и в не меньшей степени он должен быть озабочен, чтобы эти слова имели определенный смысл, и не было путаницы. «Рефлекс цели» -  это путаные слова, потому что в них к животному началу «рефлекс» присоединено человеческое начало «цель», спутан чистейший физиологизм с тем, что предстоит еще выяснить - чем же человек отличается от животного?

 

И. П. Павлову простительно было произносить слова «рефлекс цели», поскольку он изучал  человека со стороны животного царства. Академик В. Энгельгардт в статье затрагивает  человека с его специфической стороны - творчества, поэтому такие слова, как «Рефлекс цели» в его устах неправомерны.

 

Далее. «Рефлекс цели» и «творческий инстинкт» - это не одно и то же и тем более они  не могут составлять единое целое, как это берется утверждать Владимир Александрович.  «Рефлекс цели», как мы сказали, это определенная путаница, а «творческий инстинкт» - еще  неизвестно, какая путаница. Это будет зависеть от ответа Владимира Александровича на  первый наш вопрос.

 

 

§3

 

Следующее наше замечание будет связано с «творчеством, в основе которого лежит  недостижимая цель». И. П. Павлов, наблюдая подопытных животных и, в частности, собак,  установил следующую интересную зависимость. Если собака имеет перед собой постоянную,  но не до конца достижимую цель, например, пищу - она живет энергичной и подвижной  жизнью; если же она сразу достигает своей цели и до отвала наедается - она становится  сонной, вялой и нежизненной. Эту особенность собак хорошо знают даже дети. Они дают  собакам не всю пищу сразу, а по кусочкам. Собаки прыгают, бегают, радостно лают, служат  - словом находятся в подвижном и игривом состоянии ровно до того момента, пока не  убедятся, что пища исчерпана и кусочков больше нет. Только после этого собаки «успокаиваются».

 

По-видимому, И. П. Павлов имел в виду именно эту - «собачью радость» в тот момент,  когда произносил слова:  

 

 

Жизнь только для того красна и сильна, кто всю жизнь стремится к постоянно достигаемо,  но никогда не достижимой цели.

 

 

И Павлов бесспорно прав, если это его высказывание относится целиком к собакам и если  слова «недостижимая цель» понимать не буквально, не абсолютно, а относительно собак. Но,  если это высказывание распространить на людей и приведенные слова понимать буквально -  в таком случае академик В. Энгельгардт сделает большую ошибку. Дело все же в том, что люди,  а тем более в вопросах творчества, ведут себя иначе, нежели собаки при выпрашивании пищи.

 

Возможно, и водятся люди, о которых упоминает Павлов..., дело, однако не в этих людях,  и не в пище. Дело - в человеке и дело - в творчестве. Именно эти два «предмета» имеются  в виду в статье акад. В. Энгельгардта. Поэтому акад. В. Энгельгардт не должен был обращаться  к «прекрасным словам» Павлова он должен был придумать свои собственные слова применительно к человеку и его творчеству.

 

 

 

§4

 

Точно также Владимир Александрович не должен был повторять слов И. П. Павлова  «Рефлекс цели - есть основная форма жизненной энергии каждого из нас». В них содержится,  по меньшей мере, две больших ошибки. Во-первых, «рефлекс цели», как было уже отмечено,  есть путаница, а путаница не может быть серьезным основанием для жизненной энергии, тем  более такой, которая в какой-то мере находится в связи с творчеством. И, во-вторых, что  собою представляет сама «жизненная энергия»? Современная наука установила, что никакой  особой жизненной энергии в природе и в человеке нет и не содержится. «Жизненная энергия» - понятие XIX века, от которого сейчас остается лишь одно название, - слово. В наше время  эти слова употребляют только виталисты и поэты. Академик Павлов, хотя и не был поэтом,  но он был продуктом своего XIX века и потому он имел полное право употреблять поэтические  слова «жизненная энергия». Академик Энгельгардт, как было сказано выше, пишет научную  статью и он к тому же не продукт чужого XIX века, а наш современник, следовательно, хочет  или нет, он обязан применять свои собственные вполне современные слова.

 

И, наконец, последнее замечание, касающееся приведенного выше высказывания акад. В.  Энгельгардта. Оно будет относиться к последним словам акад. И, П. Павлова:

 

 

Вся жизнь, все ее улучшения, вся ее культура делаются рефлексом цели, делаются людьми,  стремящимися к той или другой поставленной ими себе в жизни цели.

 

 

Если удалить отсюда поэтическую сторону и явное преувеличение, будто «рефлекс цели»  улучшает нашу жизнь и делает нашу культуру, и оставить в этих словах только «прозаическую» научную правду, то и в таком случае далеко не все в них будет обстоять благополучно.  Мы можем сказать так:

 

 Вся наша жизнь, все ее улучшения, вся ее культура делаются не теми людьми, которые  стремятся к той или другой поставленной цели, а лишь теми людьми, которые стремятся к  определенной цели.

 

Все зависит от Цели, которую выбирает в жизни человек. С целью шутить нельзя.  Академику В. Энгельгардту надо было сконцентрировать свое собственное внимание и  внимание читателей именно на Цели. Миллионы творцов жили до нас, миллионы творцов  живут сейчас. Многие из них ставили и ставят себе ту или иную цель в жизни; в течение  всей жизни преследуют цель, достигают и даже овладевают ею, а затем оказывается, что не  было и нет никакого удовлетворения и улучшения лично для себя, и не было и нет удовлетворения и улучшения для других. И каждый раз в таких случаях выяснялось и выясняется,  что человеком неправильно была выбрана Цель.

 

Цель, оказывается, вещь весьма трудная и не такая простая.

 

 

§5

 

Нельзя сказать, чтобы академик В. Энгельгардт вообще не интересовался «целью». Он  пишет:

 

 

Какова же природа той цели, которая лежит в основе инстинкта научного творчества?  Она ясна: это познание неизвестного. Пытливость человеческого ума, неистребимая потребность  раздвинуть границы нашего знания окружающего мира - вот первооснова научного творчества.

 

 

 Это высказывание ничего не разъясняет в вопросе «творчества» и его «движущих сил».  Можно было пройти мимо, если бы в этом высказывании не было претензии на содержательность в виде слов «она ясна» и «первооснова».

     

 «Логика» этого высказывания следующая. Допустим, существует внутренняя врожденная потребность к творчеству. Владимир Александрович ее назвал «инстинктом», очень похожим  на инстинкт птиц. Вопрос о том, что это такое и откуда этот птичий инстинкт вдруг возникает  у человека, - Владимира Александровича вначале не интересовал. Вопрос этот, так сказать,  особая статья. Владимир Александрович явно чувствовал внутри себя потребность к творчеству. Ну, а раз чувствовал, значит, начал действовать - творить. Что творить - это тоже не  важно, и не об этом речь. Речь пока о самом процессе творчества. А затем пошли года: начав  творить, остановиться уже нельзя, - творчество, так сказать, процесс саморазвивающийся.  И вот, наконец, прошли года, прошло много лет, вдруг, Владимир Александрович останавливается и задает себе вопрос. А быть может, никакой остановки, собственно, и не было, а продолжался разбег, как вдруг Владимир Александрович решил поделиться опытом или его попросили написать статью на тему - что такое творчество, каковы его движущие силы и какова цель? Владимир Александрович, что называется, с разбега:

 

 

Цель? «Она ясна: это - познание неизвестного». А что касается первоосновы творчества  - так это «пытливость человеческого ума.

 

 

Неправда ли, здорово получается у Владимира Александровича! Когда его вначале спросили - что лежит в основе творчества (?), - он ответил: инстинкт, похожий на инстинкт певчих птиц, а когда спросили Владимира Александровича - какова цель творчества (?) - он ответил: познание неизвестного. И затем добавил: первоосновой творчества является пытливость человеческого ума.

 

Суть в добавлении. Что же окончательно считать в качестве первоосновы научного  творчества: пытливость ли человеческого ума или по-прежнему инстинкт певчих птиц? В  данном случае, пытливость человеческого ума никак нельзя отождествить с инстинктом  певчих птиц и из них никак нельзя составить единое целое, - даже в качестве поэтического  сравнения. Напомним еще раз, что нами рассматривается научная статья академика, а не  художественное произведение поэта.

 

§6

 

 

И, наконец, как все же будут обстоять дела с «Целью» творчества? Владимиру Александровичу этот вопрос ясен, нам он остается неясным, а поэтому мы просим уточнить его.

 

Неужели в этом деле все обстоит так просто, как представляется Владимиру Александровичу? Он ответил, что «целью» творчества является познание неизвестного. Если перевести эту формулировку на более точный язык, то получится так:

 

Целью процесса познания (творчества) является сам процесс познания (творчества).

 

В творчестве, таким образом, Владимир Александрович видит само творчество, а не те  конечные результаты, к которым стремится исследователь. Владимира Александровича процесс интересует ради самого процесса, работа ради работы, занятие ради занятия, битва ради  битвы, война ради войны - что ж, такие чисто профессиональные любители и солдаты были,  есть и еще будут, но надо все же согласиться, что для серьезного человека это - не серьезное  занятие. Взрослым людям подобные занятия не к лицу. Только дети играют, по-видимому,  ради самой игры, а в действительности, игра для них - средство к развитию и становлению.

 

В связи с этим нас будет интересовать, - как все же понимать Владимира Александровича: творчество для него - (1) средство становления, (2) средство забавы или просто (3) средство к жизни?

 

 

§7

 

 

Вопрос этот, конечно, сложный. Сразу на него ответить очень трудно, но если Владимир  Александрович подумает - мы не сомневаемся - он ответит правильно. Ответ от него мы  постараемся получить ближе к концу. А сейчас еще одно замечание, чтобы закончить с  рассматриваемым в данный момент высказыванием. Оно начинается, как мы помним,  вопросом:

 

 

Какова же природа той цели, которая лежит в основе инстинкта научного творчества!

 

 

Надо сказать, - подобная постановка вопроса вначале ошарашивает, т.к. до сего времени  мы привыкли думать, что Цель находится всегда во вне человека и даже, если хотите, всегда  вдали, впереди. Теперь, если это не описка и не ошибка Владимира Александровича, мы  узнаем, что Цель находится внутри, Цель - внутренняя сторона и внутреннее свойство  человека, поскольку она лежит в основе инстинкта, а инстинкт, насколько мы знаем, всегда  находится внутри.

 

Владимира Александровича можно правильно понять лишь в том случае, если он действительно перед собою ставит чисто внутренние цели, самоусовершенствование. Подобные ситуации и подобных людей мы хорошо знаем из истории и литературы. Самоусовершенствование возникает лишь тогда, когда человек не находит для себя настоящего места в жизни.

 

 

 

§8

 

 

Пойдем далее. Далее акад. В. Энгельгардт пишет:

 

 

Мощной поддержкой служит неоспоримая уверенность в том, что каждый шаг на пути  познания неизвестного рано иди поздно становится основой для овладения силами природы, для  управления ею, служит тому, чтобы подчинить лежащий вне нас материальный мир нуждам и  потребностям человека.

 

 

«Уверенность» - вещь, конечно, хорошая - и без уверенности невозможно жить, а тем  более нельзя творить. Но одна, так сказать, «голая уверенность» вредит.

 

И особенно вредит «неоспоримая уверенность» - к этой, что называется, нельзя подступиться. Творчество же, как известно, связано с тем, чтобы творец умел - (мы не скажем легко, а даже, напротив, трудно) - расставаться с различного рода «уверенностями». Поэтому глубоко неправ Владимир Александрович, когда в качестве мощной поддержки в творчестве выдвигает на первый план «уверенность», а тем более «неоспоримую уверенность».

 

Надо сказать, что «уверенности» и разного рода «веры» - дела давно минувшие - это  область религий, а не науки. Сейчас нужны непоколебимые знания.

 

И если говорить всю правду до конца, - сейчас нужны даже не сами знания, их накоплено  более чем предостаточно. Сейчас требуется понимание - осмысливание и обобщение  накопленных огромных знаний во всех областях науки. Я не хотел об этом в данный момент  говорить Владимиру Александровичу, потому что он непоколебимо уверен в том, будто  «уверенность» есть «знания», а «знания» есть «понимание».

 

Формула вера-знание-понимание, на которой воспитан и которой руководствовался всю  жизнь Владимир Александрович, безнадежно устарела и от нее ему придется отказаться.  «Вера» может быть большая, а «знаний» может не быть; «знания» могут быть огромны, а  «понимание» при этом может равняться почти нулю. И это естественно - смена эпох  вызывает и смену категорий - «Вера» и «неоспоримая уверенность» - это категория феодальных отношений, «знания» - категория капитализма, «понимание» - категория коммунизма.  Так что Владимир Александрович свое последнее высказывание начал весьма неудачно: он  перепутал эпохи. Неоспоримая уверенность, - это даже не вчерашний, а позавчерашний день  и она в наше время не может являться серьезным подспорьем в творчестве людей, поскольку  мы сейчас строим коммунизм и давно прошли стадию феодализма.

 

 

§9

 

Не выяснив для себя, что же в действительности служит мощной поддержкой творчеству,  Владимир Александрович утверждает:

 

 

что каждый шаг на пути познания неизвестного рано или поздно становится основой для  овладения силами природы...

 

 

Три ошибки, по меньшей мере, содержится в этих двух строчках.

 

Первая ошибка связана со словами «каждый шаг». Дело в том, что не каждый и не всякий  шаг на пути познания приводит к овладению силами природы. Путь познания настолько  извилист, что творцу в ряде случаев приходится идти не вперед, по направлению к овладению,  а зигзагами, временами даже удаляться от овладения. Ведь, сам Владимир Александрович выше  говорил - жизнь у того хороша, кто стремится к овладению, но не овладевает, стремится к  достижению, но не достигает. Короче говоря, нынешняя действительность в творчестве еще  не такая, чтобы каждый шаг становился основой для овладения силами природы. Быть может,  Владимир Александрович, говоря слово «каждый», имел в виду решающий шаг, - но последний,  как известно, не есть «каждый». Шагов под названием «каждый» великое множество, а решающих шагов в творчестве, ведущих к овладению силами природы, - раз, два и обчёлся.

 

За словами «каждый шаг» проглядывает тревога - как бы не остаться без признания.  Творец эпохи феодализма предпочитал шагать, куда ему заблагорассудится, творец эпохи  капитализма шагает куда прядется и оба они эти свои шаги-зигзаги называли и называют  «творчеством», ведущим к овладению силами природы. Нет нужды доказывать, что жизнь и  действительность самым грубейшим образом опровергали и опровергают это их представление.

 

 

§ 10

 

 

Вторая ошибка связана со словами - «рано или поздно». Ну, хорошо, говорит творец,  пусть этот мой шаг, который я совершаю в данный момент («каждый»), не ведет к явному,  всем очевидному открытию и овладению силами природы, но знаю, «рано или поздно» придет  время, когда он станет очевидным. Такими примерами полна история науки. Поэтому уже  теперь «каждый» мой шаг должен быть признан как необходимый и как основа будущего  овладения силами природы. Такова логика творца. Он основывает ее, как видим, всецело на  доверии, на вере и на уверенности.

 

Феодальный творец - это фанатик «веры» и потому он мог ждать признания сколь угодно  долго - десятилетиями и даже сотнями лет. Капиталистический творец не отрицает веры, но  он все же предпочитает верить в свою собственную звезду, он предпочитает получать  наличными уже при жизни.

 

Поэтому выражение «рано или поздно» - это смесь эпох; путаный лозунг. Принцип  «рано» больше подходит к творцу и творчеству буржуазного общества. Капиталистическое  общество во всем спешит и потому «рано» - это его принцип. Принцип «поздно» - ближе  к феодальному творцу, феодальное общество и производство всегда относились к нему  благосклонно, тем более что средневековая церковь требовала всяческого ему поклонения  и ревниво оберегала авторитет этого принципа.

 

Творец социалистического общества не должен руководствоваться лозунгом прошлых  эпох - «Рано или поздно» - ибо нет ничего худшего, как ждать, - а в обоих случаях  приходится ждать: либо творцу, либо обществу. Творец социалистического общества должен  придерживаться собственного лозунга - «надо все делать своевременно» - и не поздно и  не рано, овладевать силами природы надо в тот самый момент, когда назрела потребность,  как у общества, так и у творца.

 

Потребность разобраться в творчестве в нашем обществе назрела очень остро - за это  говорит появление многих статей в журналах, но у акад. В. Энгельгардта эта потребность еще  не созрела остро, иначе он не стал бы пользоваться старыми лозунгами и отыскал бы свой  собственный лозунг.

 

 

 

§ 11

 

 

Третья ошибка таится в словах «овладение силами природы». Под «силами природы»  Владимир Александрович в данном случае подразумевает лишь силы внешней природы. А что  касается овладения такой силой природы, какой является сам человек, - то здесь Владимир  Александрович выпускает что-то из виду.

 

Человеком в настоящее время серьезно занимаются только три науки: физиология,  психология и социология и еще давно заняты мифология, Библия и художественная литература, - но все они, как известно, не вышли из стадии описательной, к количественной мере  не приступали. Так что их еще нельзя назвать полноценными науками о человеке.

 

А между тем человек стал центральной проблемой эпохи. Нельзя сказать, чтобы эта  проблема когда-либо снималась с повестки дня, но только теперь, в наши дни, а если говорить  точнее, только в два послевоенных десятилетия она встала как о человеке. В человеке  обнаружились свойства, которые ранее в нем не замечались.

 

Физиология изучает тело человека, Библия изучала его душу, социология изучает человека  как стадное существо, а психология не знает своего предмета. Короче говоря, настало время  создавать науку о самом человеке. Особенно остро эта потребность ощущается в «богатых»  странах, где проблема есть-пить перестала быть проблемой.

 

В слабо развитых странах проблема Человека выступает не столь явно и не столь остро,  потому что там еще борьба идет вокруг вопросов пищи, одежды, жилья и удовлетворения  духовных запросов первой необходимости.

 

В Человеке обнаружились странные и непонятные свойства. Ранее считалось, что для  удовлетворения человека, его надо в первую очередь накормить, затем его надо одеть-обуть,  затем ему надо дать хорошую квартиру и, наконец, его надо удовлетворить тем, что  называется духовной пищей: театр, кино, школа, университет, концерты, клубы, стадион,  ресторан, литература, музыка, наука, поэзия. Считалось, если все это дать человеку, обеспечить его к тому же домами отдыха, санаторным, больничным и прочими видами обслуживания,  плюс ко всему хорошая семья, хорошие дети и хорошее обслуживание детей и обеспеченная старость - то человек в результате всего этого будет полностью удовлетворен, человек будет доволен своей жизнью, человек будет счастлив.

 

Но оказалось, человек не будет удовлетворен и человек не будет счастлив. Более того,  только после удовлетворения всех его физических и всех его так называемых духовных  потребностей, человек по-настоящему почувствует, что ему недостает и нахватает самого  главного, без чего он не захочет называться человеком. На этой особенности и свойстве  человека играют все те, кто компрометирует идею коммунизма. Они пугают тем, что рисуют  коммунизм как общество сытых и удовлетворенных людей, у которых есть все, за исключением только одного - желаний и стремлений.

 

А между тем, миллионы людей на личном опыте уже убедились в том, что одной сытой всем обеспеченной жизни человеку мало. Надо иметь человеку еще и нечто другое.

 

Оказалось, что в человеке тысячелетиями дремало нечто истинно человеческое. Пока  человек был занят неотложными делами по добыванию средств существования и удовлетворению себя предметами первой необходимости, телесной и духовной пищей, в человеке более высшие запросы и потребности возникали лишь эпизодически. И в таких случаях обычно говорили «человек с жиру бесится». Хотя история и жизнь давали тысячи и тысячи примеров бунта и взрыва человеческого духа отнюдь не по причинам жира и, тем не менее, все они становились предметами внимания лишь мифологии, библейских сказаний, литературных и поэтических произведений, врачей и тюремных надзирателей.

 

И вот теперь, когда психлечебницы многих стран мира до отказа наполнились больными  людьми, проблемой человека вдруг заинтересовалась психология - наука, которой насчитывается не менее 100 лет. Но надо сказать, и психология, несмотря на многие ее разновидности, не с того конца подходит к человеку - изучает его, главным образом, со стороны опять же физиологической (физиология высшей нервной деятельности).

 

Что же надо дать человеку, чтобы он был до конца доволен и счастлив: на этот вопрос  люди отвечают по-разному. Одни говорят - надо чтобы он был морально удовлетворен; другие - человек должен быть до конца свободен; третьи - все дело в творчестве. К последним принадлежит и Владимир Александрович. Только неясно, ведет ли он речь о  творчестве как способностях или о возможностях - в этом вопросе у Владимира Александровича далеко не все благополучно. Он по-прежнему хочет иметь в виду лишь внешнюю, по отношению к человеку, природу, а не внутреннюю природу человека. Он глубоко не прав в том смысле, что думает, будто можно и далее овладевать силами внешней природы без  овладения природой самого человека и в первую очередь своею собственной природой.  Никакого удовлетворения даже в творчестве человек получить не сможет, если иметь не  освоенное пространство. Это не самоусовершенствование, которое имеет в виду Владимир  Александрович, а в полном смысле овладение внутренней стороной человека, в том числе и  вопросами его творчества.

 

Психология - не та наука, которая сможет разрешить или правильно поставить проблему  человека. Нельзя ее разрешить и поставить легковесными статейками в журналах. Невозможно разрешить ее и на международных (конгрессах философов. На XIII конгрессе в 1963  г. в Мехико, куда съехались 1000 философов от 50 стран мира и где главным вопросом  обсуждения был вопрос о Человеке, все делегации выглядели жалко, потому что все они  по-прежнему пережевывали относительно человека старую, всем надоевшую либо психологическую, либо социологическую жвачку, совершенно не считаясь с тем, что проблема о  Человеке давно из плоскости только психологии перешла в естественнонаучную плоскость.

 

Владимир Александрович по роду своих занятий ближе в проблеме человека, нежели кто  другой. Но, если говорить правду, эту проблему нельзя разрешить и поставить также и с узких  позиций биохимии, поскольку человек - это не химия и не биология. Человек включает в  себя все ступени и все уровни развития материи, следовательно, его надо рассматривать со  стороны всех позиций, но не по частям и не расчлененным. Его надо рассматривать как  совокупность и систему - в этом гвоздь эпохи. А это, прежде всего иной метод и, если хотите,  другое мировоззрение, нежели у Владимира Александровича

 

Вот если бы академика В. Энгельгардта насквозь пронизала диалектика... но, к сожалению  диалектика не импортируется извне. Ее невозможно перенести в биохимию даже из «Капитала» Маркса; диалектику надо каждому исследователю выстрадать на своем собственном  участке. Диалектик - это человек, действительно, на деле схвативший развитие, т.е. развитие,  а не рост и не просто изменение, и развитие всеобщее. Но для этого необходимо отсутствие сомнений в том,  что развития где-то может и не быть. Развитие есть то всеобщее и главное,  что дает понимание окружающего Нас мира.

 

Основой и решающим условием отсутствия таких сомнений является наличие действительной заинтересованности в развитии человека и общества. В классовом (в экономическом) отношении это выражается в отсутствии малейшей привязанности, малейшего соглашения с классовым обществом. В гносеологическом отношении - это есть абсолютно ясное понимание того, что реформы, всяческие усовершенствования в науке лишь ухудшают и запутывают положение.

 

Вместо того чтобы обратиться к материальному объекту - к самому человеку, и  исследовать его, - найти в нем то, что называется «творчеством» - получить из первых рук  природы интересующий всех предмет, Владимир Александрович обращается не к человеку,  а к самому предмету, вне материальной основы, вне времени (в смысле истории развития)  вне пространства (в смысле места развития) и пытается раскрыть его не прямым способом,  а с помощью целого арсенала подсобных и вспомогательных средств и гипотез. В одном случае  он отождествляет творчество с инстинктом, в другом - приравнивает его к пению птиц и в  третьем - к рефлексу цели.

 

Если говорить проще, Владимир Александрович всячески запутывает и ухудшает положение дел в науке о человеке.

 

Не проясняется положение, когда акад. В. Энгельгардт от прекрасных слов Павлова  переходит к прекрасным словам Короленко: «Человек создан для счастья, как птица для полета».

 

Не знаю, как получается у Владимира Александровича, но мне при этих словах Короленко  всегда становилось как-то не по себе: то ли неловко за тех, кто их произносит, то ли немного  стыдно за самого человека. Счастье бывает разное и по-разному приобретается. Человек  никем не создан, даже природой, и «создавался» он совсем не ради счастья и даже не ради  полета - так лишь в песнях поется, и притом в плохих песнях и у плохих поэтов.

 

Владимир Александрович слово «счастье» сразу же отождествил с «творчеством». Мы уже  намекали - творчество творчеству рознь: бывает творчество бесцельное, бывает и целенаправленное. Но сейчас, однако, дело даже не в творчестве и не в его разновидностях. Дело в том, что «счастье», если уж оно затронуто, - его нельзя ограничивать только одним творчеством. Одно творчество - слишком бедное счастье. Когда человеку ничего другого не остается, то можно себя приободрять, конечно, и творчеством, однако это слишком узко и, следовательно, неправильно.

 

Продолжение может последовать.

  Дата неизвестна.

 

На главную страницу

 

 

 

 

 



Сайт управляется системой uCoz