Александр Фетисов

ДВИЖУЩИЕ СИЛЫ НАУЧНОГО ТВОРЧЕСТВА

 

(Несколько замечаний по поводу статьи акад. В. Энгельгардта 

в журнале «Наука и жизнь» № 3, 1965 г.)

 

 

 

Статья под этим названием примечательна тем, что в ней затрагивается один из наиболее  острых вопросов нашего времени - творчество. И еще более примечательна эта статья  путаницей понятий в том вопросе, который, казалось бы, должен был представляться автору  статьи более или менее ясным.

 

Настоящее письмо пишется, конечно, не для напечатания. - Этого журнал «Наука и  жизнь» не может сделать. Но если бы настоящее письмо стало предметом изучения, и было  передано академику В.Энгельгардту для внимательного ознакомления - этим, пожалуй,  журнал смог бы принести и себе пользу, и пользу автору статьи.

 

Для того чтобы академику В. Энгельгардту легче было убедиться, насколько неясно все  ему представляется в вопросе «творчества и движущих сил», мы попросим его вдуматься в  нижеследующие наши замечания.

 

 

§ 1

 

 

В самом начале статьи акад. В. Энгельгардт высказывает свое «глубокое убеждение» в том, 

 

 

Надо помнить, что это написано ученым, а не поэтом, следовательно, в каждом приведенном здесь слове мы вправе подразумевать, прежде всего, смысл, а затем уже чувства, образы  и поэтические сравнения и т.д. Короче говоря, мы обязаны и имеем право к словам и  высказываниям акад. В. Энгельгардта отнестись с полным доверием.

 

Первое замечание. Оно возникает в связи со словом «ученый».

 

Академик В. Энгельгардт утверждает и даже «глубоко убежден» в том, что «творчество  ученого есть нечто похожее на врожденный физиологический инстинкт». Поскольку этот  инстинкт академиком был связан со словом «ученый», то сам собою возникает тревожный  вопрос: инстинкт этот свойственен только ученому или свойственен и любому человеку, ну,  скажем, как это имеет место с инстинктом «есть» и «пить». Академик В. Энгельгардт  творческий инстинкт сравнивает с пением птиц, но пение, как известно, свойственно не всем  птицам. Ворона, например, умеет только каркать и пением не занимается. Точно так же не  все рыбы способны подниматься против течения рек, а тем более бурных горных рек.

 

Смысл первого нашего замечания сводится к выяснению вопроса: творчество - свойственно всем людям или оно свойственно только тем из них, кто умеет «петь» и «подниматься против течений бурных горных рек»? Владимир Александрович Энгельгардт - умный человек и поэтому мы уверены - он не обидится за то, что мы воспользовались его же собственной терминологией.

 

 

 

§ 2

 

Далее он пишет:

 

 

 По этому поводу акад. В. Энгельгардт восклицает:

 

 

Слова может быть и прекрасные, но от них становится тоскливо. Когда же от слов мы  сможем перейти к мыслям и понятиям? Ну, прежде всего «ЦЕЛЬ» есть особенность и привилегия только человека, притом, если хотите, Человека с большой буквы, т.е. стоящего на довольно высокой ступени индивидуального развития, а не всякого человека. На земном шаре жили и продолжают жить миллионы людей без всякой цели - это факт установленный. Рефлекс же - привилегия не только человека, рефлекс может быть достоянием любого животного, - это факт тоже давно установленный. Следовательно, если уж акад. В. Энгельгардт так стремится произносить красивые слова, то и в не меньшей степени он должен быть озабочен, чтобы эти слова имели определенный смысл, и не было путаницы. «Рефлекс цели» -  это путаные слова, потому что в них к животному началу «рефлекс» присоединено человеческое начало «цель», спутан чистейший физиологизм с тем, что предстоит еще выяснить - чем же человек отличается от животного?

 

И. П. Павлову простительно было произносить слова «рефлекс цели», поскольку он изучал  человека со стороны животного царства. Академик В. Энгельгардт в статье затрагивает  человека с его специфической стороны - творчества, поэтому такие слова, как «Рефлекс цели» в его устах неправомерны.

 

Далее. «Рефлекс цели» и «творческий инстинкт» - это не одно и то же и тем более они  не могут составлять единое целое, как это берется утверждать Владимир Александрович.  «Рефлекс цели», как мы сказали, это определенная путаница, а «творческий инстинкт» - еще  неизвестно, какая путаница. Это будет зависеть от ответа Владимира Александровича на  первый наш вопрос.

 

 

§3

 

Следующее наше замечание будет связано с «творчеством, в основе которого лежит  недостижимая цель». И. П. Павлов, наблюдая подопытных животных и, в частности, собак,  установил следующую интересную зависимость. Если собака имеет перед собой постоянную,  но не до конца достижимую цель, например, пищу - она живет энергичной и подвижной  жизнью; если же она сразу достигает своей цели и до отвала наедается - она становится  сонной, вялой и нежизненной. Эту особенность собак хорошо знают даже дети. Они дают  собакам не всю пищу сразу, а по кусочкам. Собаки прыгают, бегают, радостно лают, служат  - словом находятся в подвижном и игривом состоянии ровно до того момента, пока не  убедятся, что пища исчерпана и кусочков больше нет. Только после этого собаки «успокаиваются».

 

По-видимому, И. П. Павлов имел в виду именно эту - «собачью радость» в тот момент,  когда произносил слова:  

 

 

И Павлов бесспорно прав, если это его высказывание относится целиком к собакам и если  слова «недостижимая цель» понимать не буквально, не абсолютно, а относительно собак. Но,  если это высказывание распространить на людей и приведенные слова понимать буквально -  в таком случае академик В. Энгельгардт сделает большую ошибку. Дело все же в том, что люди,  а тем более в вопросах творчества, ведут себя иначе, нежели собаки при выпрашивании пищи.

 

Возможно, и водятся люди, о которых упоминает Павлов..., дело, однако не в этих людях,  и не в пище. Дело - в человеке и дело - в творчестве. Именно эти два «предмета» имеются  в виду в статье акад. В. Энгельгардта. Поэтому акад. В. Энгельгардт не должен был обращаться  к «прекрасным словам» Павлова он должен был придумать свои собственные слова применительно к человеку и его творчеству.

 

 

 

§4

 

Точно также Владимир Александрович не должен был повторять слов И. П. Павлова  «Рефлекс цели - есть основная форма жизненной энергии каждого из нас». В них содержится,  по меньшей мере, две больших ошибки. Во-первых, «рефлекс цели», как было уже отмечено,  есть путаница, а путаница не может быть серьезным основанием для жизненной энергии, тем  более такой, которая в какой-то мере находится в связи с творчеством. И, во-вторых, что  собою представляет сама «жизненная энергия»? Современная наука установила, что никакой  особой жизненной энергии в природе и в человеке нет и не содержится. «Жизненная энергия» - понятие XIX века, от которого сейчас остается лишь одно название, - слово. В наше время  эти слова употребляют только виталисты и поэты. Академик Павлов, хотя и не был поэтом,  но он был продуктом своего XIX века и потому он имел полное право употреблять поэтические  слова «жизненная энергия». Академик Энгельгардт, как было сказано выше, пишет научную  статью и он к тому же не продукт чужого XIX века, а наш современник, следовательно, хочет  или нет, он обязан применять свои собственные вполне современные слова.

 

И, наконец, последнее замечание, касающееся приведенного выше высказывания акад. В.  Энгельгардта. Оно будет относиться к последним словам акад. И, П. Павлова:

 

 

Если удалить отсюда поэтическую сторону и явное преувеличение, будто «рефлекс цели»  улучшает нашу жизнь и делает нашу культуру, и оставить в этих словах только «прозаическую» научную правду, то и в таком случае далеко не все в них будет обстоять благополучно.  Мы можем сказать так:

 

 Вся наша жизнь, все ее улучшения, вся ее культура делаются не теми людьми, которые  стремятся к той или другой поставленной цели, а лишь теми людьми, которые стремятся к  определенной цели.

 

Все зависит от Цели, которую выбирает в жизни человек. С целью шутить нельзя.  Академику В. Энгельгардту надо было сконцентрировать свое собственное внимание и  внимание читателей именно на Цели. Миллионы творцов жили до нас, миллионы творцов  живут сейчас. Многие из них ставили и ставят себе ту или иную цель в жизни; в течение  всей жизни преследуют цель, достигают и даже овладевают ею, а затем оказывается, что не  было и нет никакого удовлетворения и улучшения лично для себя, и не было и нет удовлетворения и улучшения для других. И каждый раз в таких случаях выяснялось и выясняется,  что человеком неправильно была выбрана Цель.

 

Цель, оказывается, вещь весьма трудная и не такая простая.

 

 

§5

 

Нельзя сказать, чтобы академик В. Энгельгардт вообще не интересовался «целью». Он  пишет:

 

 

 Это высказывание ничего не разъясняет в вопросе «творчества» и его «движущих сил».  Можно было пройти мимо, если бы в этом высказывании не было претензии на содержательность в виде слов «она ясна» и «первооснова».

     

 «Логика» этого высказывания следующая. Допустим, существует внутренняя врожденная потребность к творчеству. Владимир Александрович ее назвал «инстинктом», очень похожим  на инстинкт птиц. Вопрос о том, что это такое и откуда этот птичий инстинкт вдруг возникает  у человека, - Владимира Александровича вначале не интересовал. Вопрос этот, так сказать,  особая статья. Владимир Александрович явно чувствовал внутри себя потребность к творчеству. Ну, а раз чувствовал, значит, начал действовать - творить. Что творить - это тоже не  важно, и не об этом речь. Речь пока о самом процессе творчества. А затем пошли года: начав  творить, остановиться уже нельзя, - творчество, так сказать, процесс саморазвивающийся.  И вот, наконец, прошли года, прошло много лет, вдруг, Владимир Александрович останавливается и задает себе вопрос. А быть может, никакой остановки, собственно, и не было, а продолжался разбег, как вдруг Владимир Александрович решил поделиться опытом или его попросили написать статью на тему - что такое творчество, каковы его движущие силы и какова цель? Владимир Александрович, что называется, с разбега:

 

 

Неправда ли, здорово получается у Владимира Александровича! Когда его вначале спросили - что лежит в основе творчества (?), - он ответил: инстинкт, похожий на инстинкт певчих птиц, а когда спросили Владимира Александровича - какова цель творчества (?) - он ответил: познание неизвестного. И затем добавил: первоосновой творчества является пытливость человеческого ума.

 

Суть в добавлении. Что же окончательно считать в качестве первоосновы научного  творчества: пытливость ли человеческого ума или по-прежнему инстинкт певчих птиц? В  данном случае, пытливость человеческого ума никак нельзя отождествить с инстинктом  певчих птиц и из них никак нельзя составить единое целое, - даже в качестве поэтического  сравнения. Напомним еще раз, что нами рассматривается научная статья академика, а не  художественное произведение поэта.

 

§6

 

 

И, наконец, как все же будут обстоять дела с «Целью» творчества? Владимиру Александровичу этот вопрос ясен, нам он остается неясным, а поэтому мы просим уточнить его.

 

Неужели в этом деле все обстоит так просто, как представляется Владимиру Александровичу? Он ответил, что «целью» творчества является познание неизвестного. Если перевести эту формулировку на более точный язык, то получится так:

 

Целью процесса познания (творчества) является сам процесс познания (творчества).

 

В творчестве, таким образом, Владимир Александрович видит само творчество, а не те  конечные результаты, к которым стремится исследователь. Владимира Александровича процесс интересует ради самого процесса, работа ради работы, занятие ради занятия, битва ради  битвы, война ради войны - что ж, такие чисто профессиональные любители и солдаты были,  есть и еще будут, но надо все же согласиться, что для серьезного человека это - не серьезное  занятие. Взрослым людям подобные занятия не к лицу. Только дети играют, по-видимому,  ради самой игры, а в действительности, игра для них - средство к развитию и становлению.

 

В связи с этим нас будет интересовать, - как все же понимать Владимира Александровича: творчество для него - (1) средство становления, (2) средство забавы или просто (3) средство к жизни?

 

 

§7

 

 

Вопрос этот, конечно, сложный. Сразу на него ответить очень трудно, но если Владимир  Александрович подумает - мы не сомневаемся - он ответит правильно. Ответ от него мы  постараемся получить ближе к концу. А сейчас еще одно замечание, чтобы закончить с  рассматриваемым в данный момент высказыванием. Оно начинается, как мы помним,  вопросом:

 

 

Надо сказать, - подобная постановка вопроса вначале ошарашивает, т.к. до сего времени  мы привыкли думать, что Цель находится всегда во вне человека и даже, если хотите, всегда  вдали, впереди. Теперь, если это не описка и не ошибка Владимира Александровича, мы  узнаем, что Цель находится внутри, Цель - внутренняя сторона и внутреннее свойство  человека, поскольку она лежит в основе инстинкта, а инстинкт, насколько мы знаем, всегда  находится внутри.

 

Владимира Александровича можно правильно понять лишь в том случае, если он действительно перед собою ставит чисто внутренние цели, самоусовершенствование. Подобные ситуации и подобных людей мы хорошо знаем из истории и литературы. Самоусовершенствование возникает лишь тогда, когда человек не находит для себя настоящего места в жизни.

 

 

 

§8

 

 

Пойдем далее. Далее акад. В. Энгельгардт пишет:

 

 

«Уверенность» - вещь, конечно, хорошая - и без уверенности невозможно жить, а тем  более нельзя творить. Но одна, так сказать, «голая уверенность» вредит.

 

И особенно вредит «неоспоримая уверенность» - к этой, что называется, нельзя подступиться. Творчество же, как известно, связано с тем, чтобы творец умел - (мы не скажем легко, а даже, напротив, трудно) - расставаться с различного рода «уверенностями». Поэтому глубоко неправ Владимир Александрович, когда в качестве мощной поддержки в творчестве выдвигает на первый план «уверенность», а тем более «неоспоримую уверенность».

 

Надо сказать, что «уверенности» и разного рода «веры» - дела давно минувшие - это  область религий, а не науки. Сейчас нужны непоколебимые знания.

 

И если говорить всю правду до конца, - сейчас нужны даже не сами знания, их накоплено  более чем предостаточно. Сейчас требуется понимание - осмысливание и обобщение  накопленных огромных знаний во всех областях науки. Я не хотел об этом в данный момент  говорить Владимиру Александровичу, потому что он непоколебимо уверен в том, будто  «уверенность» есть «знания», а «знания» есть «понимание».

 

Формула вера-знание-понимание, на которой воспитан и которой руководствовался всю  жизнь Владимир Александрович, безнадежно устарела и от нее ему придется отказаться.  «Вера» может быть большая, а «знаний» может не быть; «знания» могут быть огромны, а  «понимание» при этом может равняться почти нулю. И это естественно - смена эпох  вызывает и смену категорий - «Вера» и «неоспоримая уверенность» - это категория феодальных отношений, «знания» - категория капитализма, «понимание» - категория коммунизма.  Так что Владимир Александрович свое последнее высказывание начал весьма неудачно: он  перепутал эпохи. Неоспоримая уверенность, - это даже не вчерашний, а позавчерашний день  и она в наше время не может являться серьезным подспорьем в творчестве людей, поскольку  мы сейчас строим коммунизм и давно прошли стадию феодализма.

 

 

§9

 

Не выяснив для себя, что же в действительности служит мощной поддержкой творчеству,  Владимир Александрович утверждает:

 

 

Три ошибки, по меньшей мере, содержится в этих двух строчках.

 

Первая ошибка связана со словами «каждый шаг». Дело в том, что не каждый и не всякий  шаг на пути познания приводит к овладению силами природы. Путь познания настолько  извилист, что творцу в ряде случаев приходится идти не вперед, по направлению к овладению,  а зигзагами, временами даже удаляться от овладения. Ведь, сам Владимир Александрович выше  говорил - жизнь у того хороша, кто стремится к овладению, но не овладевает, стремится к  достижению, но не достигает. Короче говоря, нынешняя действительность в творчестве еще  не такая, чтобы каждый шаг становился основой для овладения силами природы. Быть может,  Владимир Александрович, говоря слово «каждый», имел в виду решающий шаг, - но последний,  как известно, не есть «каждый». Шагов под названием «каждый» великое множество, а решающих шагов в творчестве, ведущих к овладению силами природы, - раз, два и обчёлся.

 

За словами «каждый шаг» проглядывает тревога - как бы не остаться без признания.  Творец эпохи феодализма предпочитал шагать, куда ему заблагорассудится, творец эпохи  капитализма шагает куда прядется и оба они эти свои шаги-зигзаги называли и называют  «творчеством», ведущим к овладению силами природы. Нет нужды доказывать, что жизнь и  действительность самым грубейшим образом опровергали и опровергают это их представление.

 

 

§ 10

 

 

Вторая ошибка связана со словами - «рано или поздно». Ну, хорошо, говорит творец,  пусть этот мой шаг, который я совершаю в данный момент («каждый»), не ведет к явному,  всем очевидному открытию и овладению силами природы, но знаю, «рано или поздно» придет  время, когда он станет очевидным. Такими примерами полна история науки. Поэтому уже  теперь «каждый» мой шаг должен быть признан как необходимый и как основа будущего  овладения силами природы. Такова логика творца. Он основывает ее, как видим, всецело на  доверии, на вере и на уверенности.

 

Феодальный творец - это фанатик «веры» и потому он мог ждать признания сколь угодно  долго - десятилетиями и даже сотнями лет. Капиталистический творец не отрицает веры, но  он все же предпочитает верить в свою собственную звезду, он предпочитает получать  наличными уже при жизни.

 

Поэтому выражение «рано или поздно» - это смесь эпох; путаный лозунг. Принцип  «рано» больше подходит к творцу и творчеству буржуазного общества. Капиталистическое  общество во всем спешит и потому «рано» - это его принцип. Принцип «поздно» - ближе  к феодальному творцу, феодальное общество и производство всегда относились к нему  благосклонно, тем более что средневековая церковь требовала всяческого ему поклонения  и ревниво оберегала авторитет этого принципа.

 

Творец социалистического общества не должен руководствоваться лозунгом прошлых  эпох - «Рано или поздно» - ибо нет ничего худшего, как ждать, - а в обоих случаях  приходится ждать: либо творцу, либо обществу. Творец социалистического общества должен  придерживаться собственного лозунга - «надо все делать своевременно» - и не поздно и  не рано, овладевать силами природы надо в тот самый момент, когда назрела потребность,  как у общества, так и у творца.

 

Потребность разобраться в творчестве в нашем обществе назрела очень остро - за это  говорит появление многих статей в журналах, но у акад. В. Энгельгардта эта потребность еще  не созрела остро, иначе он не стал бы пользоваться старыми лозунгами и отыскал бы свой  собственный лозунг.

 

 

 

§ 11

 

 

Третья ошибка таится в словах «овладение силами природы». Под «силами природы»  Владимир Александрович в данном случае подразумевает лишь силы внешней природы. А что  касается овладения такой силой природы, какой является сам человек, - то здесь Владимир  Александрович выпускает что-то из виду.

 

Человеком в настоящее время серьезно занимаются только три науки: физиология,  психология и социология и еще давно заняты мифология, Библия и художественная литература, - но все они, как известно, не вышли из стадии описательной, к количественной мере  не приступали. Так что их еще нельзя назвать полноценными науками о человеке.

 

А между тем человек стал центральной проблемой эпохи. Нельзя сказать, чтобы эта  проблема когда-либо снималась с повестки дня, но только теперь, в наши дни, а если говорить  точнее, только в два послевоенных десятилетия она встала как о человеке. В человеке  обнаружились свойства, которые ранее в нем не замечались.

 

Физиология изучает тело человека, Библия изучала его душу, социология изучает человека  как стадное существо, а психология не знает своего предмета. Короче говоря, настало время  создавать науку о самом человеке. Особенно остро эта потребность ощущается в «богатых»  странах, где проблема есть-пить перестала быть проблемой.

 

В слабо развитых странах проблема Человека выступает не столь явно и не столь остро,  потому что там еще борьба идет вокруг вопросов пищи, одежды, жилья и удовлетворения  духовных запросов первой необходимости.

 

В Человеке обнаружились странные и непонятные свойства. Ранее считалось, что для  удовлетворения человека, его надо в первую очередь накормить, затем его надо одеть-обуть,  затем ему надо дать хорошую квартиру и, наконец, его надо удовлетворить тем, что  называется духовной пищей: театр, кино, школа, университет, концерты, клубы, стадион,  ресторан, литература, музыка, наука, поэзия. Считалось, если все это дать человеку, обеспечить его к тому же домами отдыха, санаторным, больничным и прочими видами обслуживания,  плюс ко всему хорошая семья, хорошие дети и хорошее обслуживание детей и обеспеченная старость - то человек в результате всего этого будет полностью удовлетворен, человек будет доволен своей жизнью, человек будет счастлив.

 

Но оказалось, человек не будет удовлетворен и человек не будет счастлив. Более того,  только после удовлетворения всех его физических и всех его так называемых духовных  потребностей, человек по-настоящему почувствует, что ему недостает и нахватает самого  главного, без чего он не захочет называться человеком. На этой особенности и свойстве  человека играют все те, кто компрометирует идею коммунизма. Они пугают тем, что рисуют  коммунизм как общество сытых и удовлетворенных людей, у которых есть все, за исключением только одного - желаний и стремлений.

 

А между тем, миллионы людей на личном опыте уже убедились в том, что одной сытой всем обеспеченной жизни человеку мало. Надо иметь человеку еще и нечто другое.

 

Оказалось, что в человеке тысячелетиями дремало нечто истинно человеческое. Пока  человек был занят неотложными делами по добыванию средств существования и удовлетворению себя предметами первой необходимости, телесной и духовной пищей, в человеке более высшие запросы и потребности возникали лишь эпизодически. И в таких случаях обычно говорили «человек с жиру бесится». Хотя история и жизнь давали тысячи и тысячи примеров бунта и взрыва человеческого духа отнюдь не по причинам жира и, тем не менее, все они становились предметами внимания лишь мифологии, библейских сказаний, литературных и поэтических произведений, врачей и тюремных надзирателей.

 

И вот теперь, когда психлечебницы многих стран мира до отказа наполнились больными  людьми, проблемой человека вдруг заинтересовалась психология - наука, которой насчитывается не менее 100 лет. Но надо сказать, и психология, несмотря на многие ее разновидности, не с того конца подходит к человеку - изучает его, главным образом, со стороны опять же физиологической (физиология высшей нервной деятельности).

 

Что же надо дать человеку, чтобы он был до конца доволен и счастлив: на этот вопрос  люди отвечают по-разному. Одни говорят - надо чтобы он был морально удовлетворен; другие - человек должен быть до конца свободен; третьи - все дело в творчестве. К последним принадлежит и Владимир Александрович. Только неясно, ведет ли он речь о  творчестве как способностях или о возможностях - в этом вопросе у Владимира Александровича далеко не все благополучно. Он по-прежнему хочет иметь в виду лишь внешнюю, по отношению к человеку, природу, а не внутреннюю природу человека. Он глубоко не прав в том смысле, что думает, будто можно и далее овладевать силами внешней природы без  овладения природой самого человека и в первую очередь своею собственной природой.  Никакого удовлетворения даже в творчестве человек получить не сможет, если иметь не  освоенное пространство. Это не самоусовершенствование, которое имеет в виду Владимир  Александрович, а в полном смысле овладение внутренней стороной человека, в том числе и  вопросами его творчества.

 

Психология - не та наука, которая сможет разрешить или правильно поставить проблему  человека. Нельзя ее разрешить и поставить легковесными статейками в журналах. Невозможно разрешить ее и на международных (конгрессах философов. На XIII конгрессе в 1963  г. в Мехико, куда съехались 1000 философов от 50 стран мира и где главным вопросом  обсуждения был вопрос о Человеке, все делегации выглядели жалко, потому что все они  по-прежнему пережевывали относительно человека старую, всем надоевшую либо психологическую, либо социологическую жвачку, совершенно не считаясь с тем, что проблема о  Человеке давно из плоскости только психологии перешла в естественнонаучную плоскость.

 

Владимир Александрович по роду своих занятий ближе в проблеме человека, нежели кто  другой. Но, если говорить правду, эту проблему нельзя разрешить и поставить также и с узких  позиций биохимии, поскольку человек - это не химия и не биология. Человек включает в  себя все ступени и все уровни развития материи, следовательно, его надо рассматривать со  стороны всех позиций, но не по частям и не расчлененным. Его надо рассматривать как  совокупность и систему - в этом гвоздь эпохи. А это, прежде всего иной метод и, если хотите,  другое мировоззрение, нежели у Владимира Александровича

 

Вот если бы академика В. Энгельгардта насквозь пронизала диалектика... но, к сожалению  диалектика не импортируется извне. Ее невозможно перенести в биохимию даже из «Капитала» Маркса; диалектику надо каждому исследователю выстрадать на своем собственном  участке. Диалектик - это человек, действительно, на деле схвативший развитие, т.е. развитие,  а не рост и не просто изменение, и развитие всеобщее. Но для этого необходимо отсутствие сомнений в том,  что развития где-то может и не быть. Развитие есть то всеобщее и главное,  что дает понимание окружающего Нас мира.

 

Основой и решающим условием отсутствия таких сомнений является наличие действительной заинтересованности в развитии человека и общества. В классовом (в экономическом) отношении это выражается в отсутствии малейшей привязанности, малейшего соглашения с классовым обществом. В гносеологическом отношении - это есть абсолютно ясное понимание того, что реформы, всяческие усовершенствования в науке лишь ухудшают и запутывают положение.

 

Вместо того чтобы обратиться к материальному объекту - к самому человеку, и  исследовать его, - найти в нем то, что называется «творчеством» - получить из первых рук  природы интересующий всех предмет, Владимир Александрович обращается не к человеку,  а к самому предмету, вне материальной основы, вне времени (в смысле истории развития)  вне пространства (в смысле места развития) и пытается раскрыть его не прямым способом,  а с помощью целого арсенала подсобных и вспомогательных средств и гипотез. В одном случае  он отождествляет творчество с инстинктом, в другом - приравнивает его к пению птиц и в  третьем - к рефлексу цели.

 

Если говорить проще, Владимир Александрович всячески запутывает и ухудшает положение дел в науке о человеке.

 

Не проясняется положение, когда акад. В. Энгельгардт от прекрасных слов Павлова  переходит к прекрасным словам Короленко: «Человек создан для счастья, как птица для полета».

 

Не знаю, как получается у Владимира Александровича, но мне при этих словах Короленко  всегда становилось как-то не по себе: то ли неловко за тех, кто их произносит, то ли немного  стыдно за самого человека. Счастье бывает разное и по-разному приобретается. Человек  никем не создан, даже природой, и «создавался» он совсем не ради счастья и даже не ради  полета - так лишь в песнях поется, и притом в плохих песнях и у плохих поэтов.

 

Владимир Александрович слово «счастье» сразу же отождествил с «творчеством». Мы уже  намекали - творчество творчеству рознь: бывает творчество бесцельное, бывает и целенаправленное. Но сейчас, однако, дело даже не в творчестве и не в его разновидностях. Дело в том, что «счастье», если уж оно затронуто, - его нельзя ограничивать только одним творчеством. Одно творчество - слишком бедное счастье. Когда человеку ничего другого не остается, то можно себя приободрять, конечно, и творчеством, однако это слишком узко и, следовательно, неправильно.

 

Продолжение может последовать.

  Дата неизвестна.

 

На главную страницу