Уважаемый Богданов, а кто и как будет определять потребительскую полезность продукта труда в, представляемом Вами, социалистическом обществе? Ведь это будут делать конкретные люди. Какова роль биологических, животных, эгоистических рефлексов, существующих в каждом человеке, при определении потребительской полезности продуктов труда? Как эти врожденные рефлексы будут влиять на содержание законов производственных отношений людей в социалистическом обществе?

Дело в том, что биологическая наука, во времена Маркса, не открыла еще необходимые знания о биологических свойствах человека. Поэтому марксисты позапрошлого столетия не могли полно оценить их роль, в процессе превращения человека в эксплуататора. По этой причине марксизм позапрошлого столетия ошибочно признавал возможность создания человеческого общества, в котором ПОЛНОСТЬЮ ликвидирована эксплуатация человека человеком, в котором ПОЛНОСТЬЮ отсутствует класс эксплуататоров.

Как Вы предполагаете учитывать роль биологических свойств человека в создании законов производственных отношений, в представляемом Вами социализме?

Валентина.  Сообщ.  19 авг. 09 г.

То немногое, что … приходится получать [крестьянскому хозяйству] в обмен или покупать у других, даже вплоть до начала XIX столетия в Германии, состояло преимущественно из предметов ремесленного производства, то есть из таких вещей, способ изготовления которых был хорошо известен крестьянину, но которых он не производил сам или из-за трудности получения сырья, или же ввиду значительной дешевизны, или лучшего качества покупных изделий. Следовательно, средневековому крестьянину было довольно точно известно количество рабочего времени, необходимого для изготовления предметов, получаемых им в обмен. Сельский кузнец и тележник работали на его глазах, так же как и портной или сапожник, которые у нас на Рейне ещё в дни моей юности ходили из одного крестьянского дома в другой и шили из самодельных тканей и кож одежду и обувь. Как крестьянин, так и те, у которых он покупал, были сами работниками: обмениваемые предметы были продуктами их личного труда. Что затрачивали они при изготовлении этих предметов? Труд — и только труд: на возмещение орудий труда, на производство сырья, на его обработку они затрачивали только свою собственную рабочую силу; могли ли они поэтому обменивать эти свои продукты на продукты других производителей иначе, чем пропорционально затраченному труду? Рабочее время, затраченное на эти продукты, было не только единственным подходящим мерилом у них для количественного определения подлежащих обмену величин, но всякое другое мерило было совершенно немыслимо. Можно ли предположить, что крестьяне и ремесленники были так глупы, чтобы обменивать продукт 10-часового труда одного на продукт часового труда другого? Для всего периода крестьянского натурального хозяйства возможен был только такой обмен, при котором обмениваемые количества товаров соизмерялись всё больше и больше по количеству воплощённого в них труда. С момента проникновения денег в это хозяйство тенденция к соответствию с законом стоимости (nota bene — в формулировке Маркса!) становится, с одной стороны, ещё отчётливее, но с другой — она уже начинает нарушаться вследствие вмешательства ростовщического капитала и фискальной системы, и те периоды, за которые цены в среднем почти приближаются к стоимости, становятся уже более продолжительными.

То же самое относится к обмену продуктов крестьян на продукты городских ремесленников. Вначале обмен совершается прямо, без посредничества купца, в базарные дни в городах, где крестьянин продаёт свои продукты и совершает покупки. И здесь точно так же крестьянину известны условия труда ремесленника, а последний знает условия крестьянского труда. Он сам ещё до известной степени крестьянин, он имеет не только огород, но очень часто участок поля, одну-две коровы, свиней, домашнюю птицу и т. д. Таким образом, в средневековье люди были в состоянии довольно точно подсчитать друг у друга издержки производства в отношении сырья, вспомогательных материалов, рабочего времени — по крайней мере, поскольку дело касалось предметов повседневного обихода.

Ф. ЭНГЕЛЬС. ДОПОЛНЕНИЯ К ТРЕТЬЕМУ ТОМУ «КАПИТАЛА». ЗАКОН СТОИМОСТИ И НОРМА ПРИБЫЛИ. СС. Т. 25 с. 450

В непосредственном обмене продуктов каждый товар является непосредственно средством обмена для своего владельца и эквивалентом для своего невладельца, — однако лишь постольку, поскольку товар этот представляет для последнего потребительную стоимость. Следовательно, обмениваемый продукт ещё не получает никакой формы стоимости, не зависимой от его собственной потребительной стоимости, или от индивидуальной потребности обменивающихся лиц.

К.Маркс.  Капитал.  Т. I. Кн. I. Отдел первый. Глава вторая. Процесс обмена.  СC, т. 23, с. 98