8. О МАТЕРИАЛЬНЫХ СТИМУЛАХ ТРУДА

 

   

 

 

 В вопросе о стимулах труда еще больше иллюзий, чем в вопросе талантов и талантливости

   

Что заставляет человека трудиться? Вопрос, как видим, не новый. Ясно, что на всем протяжении существования человеческого общества действуют материальные причины и материальные стимулы, но формы, которые они приобретают на разных ступенях развития общества, различны. Вот эти различия нас и должны более всего интересовать.

   

Человек первобытного общества ходил раздетым и разутым, жил в шалашах, землянках и пещерах - одежда и жилье его не волновали, но голод был его подлинным притеснителем и побудителем. Он умирал от него ранее, чем успевал что-либо сообразить и проявить к нему даже страх. Голод непосредственный‚ прямой и в неприкрытом виде был единственным стимулом труда первобытного человека.

   

Раб Древнего Рима не проявлял интереса к голоду‚ как и к одежде, и жилью: у него был хозяин, который должен был позаботиться обо всем этом. Но раб Рима в процессе своего труда с большим интересом следил за положением меча в руках хозяина и за бичом в руках надсмотрщика. Если говорить правду, то раб еще не успел приобщиться к страху ни перед своим хозяином, ни перед его надсмотрщиком. Не особенно он боялся даже и меча с бичом, как таковых; к тому же он уже потерял веру и в своих прежних богов - чертей, а в новых богов и чертей верить еще не научился - словом, страхи, как таковые, в труде не играли решающей роли - они только-только зарождались: он умирал так же как и его предок, в основном не успевая сообразить и подумать, сразу и мгновенно, только не в муках голода, а под обрушившимися мечем или бичом. Меч и бич - вот главные материальные стимулы в труде основного производителя рабовладельческого общества в наивысшую пору расцвета этого общества.

   

Феодальная пора - это некоторое смягчение вещественных орудий принуждения: меч сменился палкой, бич - розгами. Но вместе с этим феодализм характерен становлением интеллектуальных методов и средств принуждения человека к труду; боязнь палки, бога, хозяина-господина, короля, черта, страх - как бы их всех не прогневить; боязнь наказания голодом, холодом, различными лишениями и, наконец, повседневный страх, повторяю, палки, которая еще не бьет, но может в любой момент начать бить и убить; боязнь розг, которые оставляют неизгладимые рубцы не только на теле, но и на душе человека. Словом, набор вещественных орудий принуждения в сочетании с "духовными" средствами и составлял стимул человека в труде в феодальном обществе. К.Маркс определил, как известно, такой стимул все еще внеэкономическим принуждением.

   

Экономическое принуждение достигло полного расцвета при современном капитализме, когда окончательно исчезли из обихода палка, розги, штрафы, сдельная оплата труда и т.д. и когда всему этому на смену пришел всеобщий страх, страх остаться без работы, остаться голодным, раздетым и без крова, неспособным, беспомощным, больным, неподготовленным и т.д. и т.п. - никому ненужным, обреченным на гибель при полном равнодушии общества. Человек-созидатель в современном капиталистическом обществе в отличие от феодального общества отнюдь не благоговеет перед своим господином-капиталистом, перед богом, чертом и их прислужниками - он их ни капли не боится как таковых, но он испытывает самый настоящий страх перед ними, как системой, потому что эта система в любой момент может его обречь на гибель и он знает, если это случится, он погибнет. Страх гибели плюс безысходность - вот стимулы созидательного труда при капитализме.

 

    Не следует, однако, забывать, что в капиталистическом общественном производстве принимает участие и, более того, оказывает на его созидательную сторону решающее влияние не рабочий класс, а класс капиталистов - руководителей производства. Они тоже имеют стимулы. Если рабовладелец, феодал и помещик в свое время не принимали участия в общественном труде, изредка балуясь только искусством, науками и военным ремеслом, то о капиталисте этого сказать нельзя, капиталист‚ будучи руководителем, принимает непосредственное участие в общественном труде.

 

    У него тоже есть стимулы - нажива, желание получить как можно больше. Причем известно, что не все полученное капиталист кладет в карман, но что-то сначала пускает на расширение производства - на "развитие". Поэтому мы вправе его рассматривать как одного из созидателей своего общественного бытия - капитала. Такое признание мы обязаны сделать, если хотим действительно сопоставить созидательные способности капитализма и коммунизма. Роль капиталиста в созидательном труде общества весьма своеобразна и только потому, что она своеобразна, мы тем более должны ее выяснить.

 

    Итак, стимулом капиталиста к созидательному труду служит нажива, обогащение, жадность, страсть и т.д. и т.п. Когда мы говорим, что стимулом к труду является голод, меч или страх - это хотя и не до конца, но все же более или менее понятно, потому что мы можем себе представить воздействие их по времени и даже судить о величине этого воздействия. Например, если удовлетворен голод - стимул исчезает, отведен несколько меч в сторону или замолен страх перед господом или господином - стимул успокаивается. А вот нажива, страсть к обогащению или жадность - что это такое (?): где они начинаются, где кончаются и имеют ли они вообще конец? Какова их сила и от чего они зависят?

   

Вопросы могут показаться странными, необычными, если не сказать большего, но мы обязаны получить ответ или как-то выразить свое отношение к ним, иначе не сможем судить о "движущих" силах капиталистического производства и, следовательно, сопоставить его с коммунистическим. Я только что написал слово "движущих" - считайте, что это сделано мною как уступка обычному (пока существующему) пониманию. Надо написать "ускоряющих силах", или иначе - "творческих" силах производства. Вот сейчас подошел один из ответственных моментов, от которых зависит судьба новых представлений. Прошу следить за мной внимательно и особенно Вам, тов.Малышев, придется это сделать, поскольку Вы уже думали о "творческой активности народных масс".

 

    Мы ведем речь о стимулах труда - какого труда? - Этот вопрос нельзя забывать ни на минуту. Я подразумеваю с самого начала стимулы творческого труда, хотя в заголовке это слово и не было проставлено‚ чтобы не запутать читателя с самого начала. А вот сейчас кое-что можно и "заслушать". Только для простоты нам придется воспользоваться несколько символикой. В жизни человеческого общества, особенно нашего социалистического, все большее значение приобретают явления, понятия которых выражаются такими словесными формулами, как

 

 

 творчество‚творческая активность,

 творческая энергия,

 творческий труд

 

 

и другими, с общим аргументом - "творчество". Иногда этот аргумент заменяется весьма близкими и похожими словами "новаторство", "созидание" и т.п. Но речь, конечно, не о словах, потому что ни одно слово, каким бы ни было благозвучным, не может удержаться, если оно не выражает какого-то понятия, а понятие, в свою очередь, не выражает реально существующего явления. Совершенно ясно, что за словами скрываются, в конечном счете, явления и задача состоит в том, чтобы понять, т.е. найти понятия этим явлениям, и‚ в частности надо понять‚ скрывается ли за всеми перечисленными словесными формулами одно явление, представленное лишь в различной субъективной интерпретации, или скрывается несколько различных по своей сущности объективно существующих явлений.

   

Итак, мысль сводится к определению понятий "творческая активность", "творческая энергия", "творчество", "творческий труд" - все относительно общества или, как его назвал тов. Малышев, народных масс. Ну и, конечно, общества - не вообще, а в каждом случае вполне определенного: коммунистического, социалистического, капиталистического и т.д. Тема, как видим, новая, а значит и трудная: как к ней лучше подступиться? Волхонец в таких случаях обычно начинает сначала петлять, а затем обухом по голове: "опыт оправдался, а Маркс - не догадался"!!! Но ему-то ничего не остается - он давно в тупике, поэтому нам лучше не брать с него пример, а дать, не петляя, пока гипотезу, а затем уже ее обосновать.

 

 

 

 

 

 

Вспомним это марксово понимание источников образования богатства общества и, подразумевая под действительным богатством добавочный продукт, представим себе следующую логическую схему его образования ^[16][17].

   

Мысль сводится к следующему:

 

1). В центре находится человек-творец - ведь он инициатор создания действительного богатства - с его реальными силами, стимулами и представлениями. Наша задача сводится к тому, чтобы понять, как создается богатство для общества, воображаемое и действительное, на разных исторических ступенях развития общества.

 

2). Для того, чтобы человеку пройти из крайнего левого состояния в крайнее правое и принести продукт обществу, ему, т.е. человеку, требуется последовательно пройти шесть сфер, из которых три стены: Природа, Общество и Действительность.

 

3). Человеку-творцу в его действиях при продвижении к цели приходится не в такой мере руководствоваться действительностью в какой - представлениями о ней, сложившимся на той или иной ступени развития общества. Поэтому на предлагаемой схеме каждый этап продвижения человека к цели имеет два познания:

 

• без скобок - действительность, какой она должна представляться, по нашему мнению, на современном уровне развития (при коммунизме);

• в скобках   - та же действительность, в принятом пока понимании.

   

 

Маркс в одном из произведений высказал мысль о том, что анатомия обезьяны становится до конца понятной лишь после того, как станет ясной анатомия человека. Так и в данном случае, допустим, что коммунизм в первом приближении нам уже ясен - попробуем разобраться в его предках (с тем, чтобы еще полнее разобраться в самом коммунизме).

 

 

 

   

А. Первобытное общество

 

   

 

У человека-творца первобытного общества творческая активность начинала просыпаться лишь по мере возникновения чувства голода. Достигнув достаточно высокой степени, она гнала его в сферу П на поиски пищи, и наивысшего предела достигала активность в тот момент, когда человек находил пищу или, не найдя ее, умирал от голода. Первоначальный запас творческой энергии у такого человека, по нашим современным представлениям, мог быть и достаточно большим; но этого запаса не хватало в борьбе с Природой ввиду слабой вооруженности человека-творца; его оказывалось недостаточно, чтобы преодолеть стену Природы. Она давала человеку в руки в то время всего лишь палку и камень, все же остальное в ней, т.е. в Природе, сопротивлялось человеку и представляло для его сил неприступную крепость.

   

Человек, не достигнув сферы творчества, как правило, возвращался обратно в сферу накопления творческой энергии в лучшем случае, что называется, в первоначальном исходном состоянии: сытым, с некоторым дополнительным запасом пищи в аппендиксе и иногда с только что приобретенными в борьбе крупинками знаний-сведений, которые прежде, чем превратиться в знания-орудия, предстояло переработать, обобщить, словом, осмыслить, но человек-творец в этот момент уже спал. И так каждый раз.

   

Случалось, конечно, что отдельному человеку-творцу, изрядно первоначально изголодавшемуся, и удавалось проникнуть через стену Природы в сферу творчества, здесь перед ним открывался весь мир, и он мог бы далее беспрепятственно двигаться вперед, поскольку в то время отсутствовали остальные препятствия в виде стены-Общества и стены-Действительности, и в этом свободном мире он мог бы совершить чудеса и даже стать по выбору "богом, царем или воинским начальником". Однако путь к творчеству ему по-прежнему был закрыт: только что вынырнув из темного царства своего бытия, он все еще оставался темным и безоружным, с дубиной - в одной руке, с камнем - в другой и с разрозненными, полуистершимися крупинками знаний-сведений - в голове. В сфере творчества такому счастливцу делать было нечего и он поневоле должен был сделаться либо безработным, либо "царем, богом или воинским начальником". Он предпочитал обычно последнее.

   

А далее как в сказке: если кто-то из числа сограждан и прорывался в сферу творчества, предварительно отощав в сфере бытия, то его били сначала по черепу камнем, превратившемся вскоре в крест и, если эта мера не помогала, били по ногам - дубиной.

   

Так обстояло на наш взгляд дело с материальными стимулами и творческой активностью народных масс в первобытном обществе.

 

 

 

Б. Рабовладельческое общество

 

   

 

Не лучше оно обстояло и в рабовладельческом обществе. Раб в классическую пору развития этого общества, как было уже отмечено, почти не имел материальных стимулов к творческому труду. Страхов и уважения, которые, с одной стороны, сковывают человека, а с другой - толкают к действию, раб к этому времени ни к кому и ничему уже не испытывал. А что же касается меча с бичом в момент, когда они обрушивались, хотя они поднимают в такие моменты творческую активность, делу уже не помогали, т.к. ввиду краткости времени не успевала накопиться творческая энергия, вылиться в творческое действие и к тому же она рассеивалась каждый раз вместе с отсеченной головой и засеченным до смерти телом творца. Кроме того, творец заранее знал о том, что обречен, поэтому, если он и накапливал энергию - то только не творческую. Не созидание, а разрушение было предметом накопления энергии главных масс народа в рабовладельческом обществе.

 

    Материальные стимулы господствующего класса направлялись прежде всего на то, чтобы держать в повиновении рабов и на свой основной промысел - войну. Прогресс рабовладельческого общества ориентировался на производство орудий войны, предметов роскоши, памятников, дворцов и прочих пирамид - на все то, что не всегда является, как известно, действительным богатством общества. В определенный исторический момент был растерян и этот последний, в основном, непроизводительный стимул. Если бы варвары не поспешили взять, например, Рим и тем разрушить его рабовладельческую империю - она сама собою без каких-либо усилий извне или изнутри рассыпалась бы в прах.

 

 

В. Феодализм

 

   

С наступлением феодализма материальные стимулы в творческом труде претерпели значительные изменения. Если творец-господин по-прежнему в деле творчества оставался бездеятельным и его интересы не шли далее военных походов в Иерусалим, междоусобиц, турниров, разбоя на дорогах плюс бражничества, обжорства, хулиганства и разврата, то у основного производителя феодализма - крепостного крестьянства творческая активность оживилась.

 

    Рабство как таковое с повестки дня не было снято - смягчились лишь методы принуждения; уступки в "материальных" средствах принуждения с лихвой восполнились стимулом, связанным с усилением "духовной" жизни крепостного-творца. Его голову до отказа заполнили разнообразные призраки-привидения, представления о богах небесных и земных, об ужасах загробных и надгробных, о королях, господах и пр.; его волю связали самые разнообразные обещания, обеты, заклинания. Словом, никогда еще человек не подвергался такому духовному натиску, как при феодализме.

 

    Одно дело - знания, пусть о самых сложных вещах, но достоверные - эти не засоряют, а очищают голову человека, приводят в ней ранее сваленные в беспорядке сведения в строгий порядок, ставят их на свои места, освобождая тем самым место для новых сведений и знаний. И другое дело - беспорядочные, необъяснимые, в принципе ложные, насильно втиснутые знания о таких вещах, какими являются боги, привидения, загробная жизнь, короли, господа - откуда они взялись и почему они существуют? Есть отчего закружиться даже крепкой голове!

 

    Сознание средневекового творца билось как пойманная птица под натиском, с одной стороны, ужаса суеверий, с другой стороны, желания освободиться от этих ужасов; одновременно - определенное оживление, повышение активности, зов к движению и творчеству и в то же время немой ужас и обеты, сковывающие члены, не дающие двигаться вперед - словом, диалектическая предпосылка к саморазвитию творческой активности - налицо! Древние церковники были неплохими "диалектиками" и за это получали часть прибавочного продукта.

 

    Однако не все творцы выдерживали в таких дозах новое средство повышения творческой активности, некоторые из них сходили с ума ^[17]. Но те, которые вырывались на свободу, предварительно стряхнув на пороге веру в богов и господ, явились прообразом классических характеров эпохи Возрождения, великих имен в искусстве раннего, а затем высокого ренессанса, послужили прологом к "величайшему прогрессивному перевороту"^[18][19] с сопутствующей ему эпохой открытий.

 

    На пути же основной массы творцов феодализма по-прежнему стояла непреодолимая стена Природы, которая ему все еще очень мало давала и очень много от него требовала. Если творческая активность и творческая энергия крепостного по сравнению с рабом и повысилась, благодаря церковникам, то тот же церковник явился для него и препятствием - тоже требовал свою долю. Если ранее творец-производитель платил только собственнику вещественных средств производства, в данном случае, феодалу-владельцу земли, то теперь творец платит и второму собственнику - владельцу "духовных" средств производства. Оба вместе они отбирают у творца весь прибавочный продукт. Лишь у одиночек в таких условиях доставало творческой энергии пробить стену Природы и выйти в следующую сферу существования. Что могло ожидать таких счастливцев?

 

    Можно подумать: свободное поле деятельности, неограниченное творчество. Так, собственно, оно и было в тех случаях, когда одиночки преодолевали феодала с церковником, оплатив обоим сполна по договору ^[19], и преодолевали материальные условия собственного существования как вещественного, так и "духовного" порядка - в таких случаях одиночки могли делать что угодно. Но на пути к действительному богатству общества снова возникало два препятствия: главное - Общество и второстепенное - недостаток знаний о пути к действительному богатству.

 

    Общество все то, что потребляется народными массами, не признавало богатством, потому что хозяйство было натуральным и замкнутым. Оно "пропускало" через себя - переводило творческую деятельность из III-го класса в V-й, разрешало называться трудом и носить форму стоимости только тому, что шло на удовлетворение прихотей и баловства господствующего класса: предметы роскоши, войны, искусства, либо чистому золоту, как выражению стоимости. Науки же причислялись к наукам только те, которые еще более наполняли призраками человеческое сознание: метафизика, схоластика и пр. Химия в средние века получила признание лишь благодаря конспирации - назвалась алхимией, и прикинулась, что ищет чистое золото.

 

    Вот почему все те талантливые одиночки (в том смысле талантливые, что им удавалось преодолеть первое препятствие) даже не раздумывали - куда идти? У них не было другого выбора кроме искусства, золота, производства орудий войны, постройки дворцов, памятников и проч., а что же касается пищи, одежды, жилищ, дорог, водопроводов, топлива и железа - в эту область никто из прорвавшихся творцов и не стремился, не мог идти - "общество" не признавало такую продукцию богатством.

 

    И сложилась с той поры легенда о том, что творчество - это искусство, памятники и дворцы; таланты - кто пишет картины, лепит, сочиняет усладные песни, делает золотые безделушки и готовит барину обед, а все прочее, как например, одежда, производство хлеба, откармливание свиней, постройка заборов и добыча железа - здесь нет ни творчества, ни талантов, и не может быть, следовательно, талантов, в лучшем случае - ремесло!? Этой легенде более двух тысяч лет, и не пора ли с ней человечеству расстаться?

 

    Вторая легенда, рожденная примерно в ту же пору, но несколько позже по календарю, связана с церковью. В современных представлениях роль церкви сводится к роли только помощника господствующего класса, которая во все времена была призвана дурманить эксплуатируемый народ с целью более спокойного (для эксплуататора) его оболванивания. Отдается должное церкви как просветителю, на определенных этапах: создание письменности, исторические летописи, развитие наук. Все это верно, но речь в данном случае не об этом.

   

Речь о другом. Церковь как собственник средств производства - имеется в виду не церковные земли, угодья и промыслы, а нечто противоположное. Церковь - собственник невещественных средств производства.

   

В самом деле, по какой такой причине феодал - полный владелец и собственник - разрешил кому-то постороннему грабить своего подопечного крепостного? Устанавливать и взимать десятину, не спрашивая, причем его - феодала? Это в то время, когда феодализм, от его основания до высокой верхушки, складывался и держался на праве только господина наказывать и миловать своего вассала! Если кто вмешивался со стороны и нарушал это правило, тот наказывался беспощадным образом. Отсюда собственно и все междоусобицы. А здесь вдруг приходит церковь, взимает десятину, феодал молчит и никаких междоусобиц! Почему? Может быть за оказанную услугу? В таком случае услужающий попадал сам в слуги - это тоже правило феодализма. Церковь в таком случае должна была находиться в услужении светской власти, но она при феодализме, как известно, не исполняла такой роли. Ее роль была всегда самостоятельной. Папа Римский сам объявлял войны, смещал королей и т.д. и т.п. Обстановка иногда складывалась, конечно, и не в пользу Папы - такова борьба. Но для всякой борьбы требовалась прежде всего самостоятельная материальная база; чтобы получать доходы, за которые шла борьба, требовалось иметь первоначальный основной капитал.

 

    Итак, в чем же сила церкви при феодализме? В вере в бога, в подчинении на духовной основе?! - Конечно, все это имело место, но лишь по видимости и только не по отношению к феодалам и королям, которые, как правило, были людьми неверующими; они-то уж никак не могли бы поступиться своими доходами, своими правами и тем более владениями, руководствуясь только верой. Совершенно очевидно, что сила церкви не в вере, а в чем-то более материальном.

 

    Подобно тому, как в более позднюю эпоху боролись капиталист с земельным собственником - каждый на своей собственной материальной основе: один, находясь на принадлежащей ему земле, другой - на основе денежного и всякого прочего капитала, за свою долю прибыли, пропорционально вложенному капиталу - точно также в пору феодализма шла борьба за прибыль между феодалом - собственником палки и шпаги и церковником - собственником суеверий и креста.

 

    "Капитал" у обоих небольшой, но один другого стоит‚ и это совсем не мешало грабить крепостного и делить доходы соответственно величине каждого.

 

    Суть в том, что эти капиталы - материального свойства; суть, которая в данном случае нас интересует больше всего, состоит в том, что суеверия и крест в такой же степени материальны как и меч в руках рабовладельца, палка и земля в руках крепостника и позднее то, что называем средствами производства, принадлежащими капиталисту. Каждый из них добывает себе средства на "пропитание" и производит "богатство", как они говорят, для общества с помощью их материальных средств. Суть - такова!

 

    Однако, представления о ней - иные. Когда мы говорим о средствах производства капиталиста - здесь мы не сомневаемся в том, что они материальны; когда переходим к мечу, палке или камню звероподобного предка современного церковника - здесь мы начинаем уже частично сомневаться - материальны ли они? И тем более относятся ли они к средствам производства?  ^[20][21].

   

Но как только доходим до суеверий, представлений, образов и т.д. и т.п., наполняющих головы людей, - здесь мы решительно начинаем размахивать руками: что вы - ведь это духовное, и никакого отношения к производству материальных благ не имеет!

   

Таковы представления многих современных людей. Человеческое мышление проникло в атомное ядро, все более и более познает космос, начинает в том и другом распоряжаться как у себя дома, а вот в своем собственном доме - в мышлении - не может разобраться.

 

    Если идеи, овладевающие массами, как говорил Ленин, представляют собой величайшую материальную силу, движущую людей вперед, то в равной степени они могут двигать тех же самых людей и в обратном направлении. Все зависит от того - какова и чья идея? Казалось бы, здесь все ясно, ясно это было и тому монаху, который первым открыл материальные свойства идей, и предложил наполнять головы своих сограждан ужасом, боязнью и суеверием с тем, чтобы поставить их (людей) на службу господствующему классу. Но монах, как всегда, схитрил, он скрыл, окутав черной рясой, материальную природу идей, назвав их духовным средством. И пошла гулять легенда! До настоящего момента она гуляет по свету, причем весьма светлые умы не могут раскусить‚ где и в чем их обманул монах.

 

    Чтобы не быть голословным, приведу пример: Один англичанин, проживающий в Лондоне, по-видимому, очень умный человек, по имени Дж. Бернал, однажды не на шутку задумался над загадкой чернорясного монаха: что есть знания, идеи, наука? Какова их роль в обществе? Сколько времени англичанин предавался указанному занятию - не знаю, но, судя по написанной книге (более чем в тысячу страниц) - не мало. В этой книге много говорится о знаниях и науке, их значении для человеческого общества на исторических стадиях развития последнего, много приведено очень интересных описаний, примеров и т.д. и т.п. Но закончил, вернее начал и закончил, англичанин свою книгу весьма странно. Вот что он написал черным по белому:

 

 

 

   

Итак, профессор Лондонского университета, один из крупнейших прогрессивных представителей современной науки - “прогрессивный”, говорю, потому, что он изучал Маркса и задумывается, как видим, над вопросами, над которыми нельзя не задуматься - наотрез отказался понять и дать ответ по поводу науки, знаний, идей и их роли в человеческом обществе и в частности в производстве.

 

    Я уж не говорю о том, что следовало ли в таком случае ставить на книге заголовок "Наука в истории общества" и трудиться над этой книгой - да еще как! - если заранее и априори, а затем в конце, как вывод, поставлена подпись в невозможности понять роль науки в обществе!

   

Не говорю я также и о том, что следовало ли изучать Маркса для того, чтобы не понять одно из основных положений марксизма: никогда не стремитесь к общим формулировкам, не пытайтесь понять по общему то или иное явление, напротив, исследуйте частное, специфическое, в историческом разрезе и только затем переходите к обобщениям, - стоило ли изучать все это, чтобы заявить: "наука так стара, что любая попытка дать определение науки, может выразить более или мене точно лишь один из ее аспектов, и часто второстепенный, существовавший в какой-то период ее развития"!? А большего, собственно, ничего и не требуется. Выразите один из аспектов, но не второстепенный, а главный, не приблизительно, а точно и не для какого-то ранее существовавшего момента, а для настоящего момента, и задача будет выполнена. Поняв человека, обезьяна становится понятной. В этом и состоит марксизм.

 

    Но сейчас нас интересует другое: какова должна быть первоначальная сила гипноза босоногого монаха, чтобы эта сила могла дойти через 1000 лет до наших дней и не просто дойти, но и крепко держать в плену умы в равной мере одинаково не только выживших из ума старух, но и зрелые профессорские умы! Прямо как в сказке, а между тем, ничего не придумано, все - явь!

   

Сказка - далее, только следить прошу, потому что неизвестно, кто ее придумал и что в ней недодумано. Вот она. Прослышали на Волхонке о том, что лондонец решает вопрос, близко их касающийся, заинтересовались, затем обеспокоились - а вдруг?! Словом, собрались они, пошли на Б.Калужскую^[21] просить как можно скорее пригласить лондонца в Москву. А может и не было этого, никуда они не ходили и никого не просили - лондонец сам приехал в Москву летом 1958 года. Обрадовались, обступили: сделай доклад насчет знаний, науки и проч.! Лондонец - человек вежливый, к тому же рад поделиться мыслями, сомнениями и пр., доклад сделал и статью в газету написал: что к чему и как.

 

    Волхонские же просители, прослушав доклад и ознакомившись со статьей, сразу успокоились: все, мол, на месте, ничего особенного, по-прежнему "во многих аспектах" и ниоткуда не дует. Пускай монах по-прежнему ходит!

   

Но не совсем так думают на Большой Калужской - как-никак ответственности побольше! Да и руководить надо: организовывать там, планировать и проч. Словом, нет-нет, да в душу червь: что есть наука? Какова ее продукция? Место в народном хозяйстве? Много лет обходились более аллегориями:"Штурмует этаж - распространяется по нему; далее штурмует второй - прорывается, заполняет его и так без конца - природа бесконечна!" ^[22]

 

Однако так можно более между делами и среди домочадцев, а в жизни, тем более на службе, и у порога коммунизма - не выйдет! Сами калужане чувствуют, что не выйдет! Возникает настоятельная потребность в развитии взглядов на науку в самой науке. Но увы! Удовлетворить означенную потребность калужане самостоятельно, без толчка извне, пока не в состоянии. Примеры рядом: понадобилось, например, им высказаться к XXI съезду Партии по вопросу о роли науки в предстоящем семилетии - высказались ^[23] - и вот, что получилось!

   

В высказывании дан перечень - чем будет занята наука в предстоящем семилетии, но нет ответа - что она даст в предстоящем семилетии, а это - самое главное. Все отрасли и сферы деятельности народного хозяйства ко дню съезда доносят‚ в каком размере они готовы принести продукт обществу, в том числе прирост продукта за семилетие - такой-то. А что намечает наука дать и принести обществу (?) - перечень занятий (!?) - но ведь этого недостаточно. Где результаты и каков получится прирост по отраслям и в народном хозяйстве за счет развития науки?

   

Поразить воображение зрителя и слушателя простым перечислением новых аспектов и проспектов - слов нет, картина волнующая - но для этого он ходит в театр, кино и цирк, посещает лектории и читает научно-фантастические книги. Надо же ему когда-нибудь сказать более конкретные вещи, да и отчитаться иногда перед ним бывает полезно, особенно тому - кто отчитывается.

 

Все отрасли отчитываются и доносят, а где донесение науки? Причем не только общее, но и частные, с разбивкой: каков прирост общественного продукта за счет академической науки, отраслевой, и даже, так называемой пока неорганизованной - индивидуального изобретательства, рационализации и открытий.

   

Не наступила  ли пора науке заняться наукой всерьез,  поскольку  она  давно выросла из детского возраста и по возможностям, которыми располагает‚ и по задачам, которые она выполняет.

   

Подсчет участия  науки,  ее доли, которую она приносит народному хозяйству,  явится делом конечно необычным и даже трудным, если над ним на Б.Калужской еще никто всерьез не задумывался, но как бы там ни было, подсчитывать придется. Ведь научился подсчитывать свою долю тот босоногий монах, о котором шла речь выше; долю участия за те "знания", которые он внедрял в феодальное производство. А он, как известно, электроники, счетных быстродействующих машин тогда не имел - ничего, кроме пальцев на руках и ногах, и кроме смутных понятий о четырех действиях арифметики. И тем не менее подсчитывал, да еще как!? - попробуй его феодал обсчитать - сразу священная война.

   

В современной советской обстановке, конечно, речь не может идти о священных войнах науки против тех или иных отраслей промышленности. Вопрос встал в другой плоскости - необходимо  различать:  где развитие за счет прогресса, а  где расширение за счет  прибавочного  продукта?  Кажется  ясно - это и есть наука строительства коммунизма.

   

Однако на Б. Калужской не понимают вставшего вопроса, во всяком случае, он не ясен. Приведу еще один пример - пусть мелкий, но весьма характерный сам по себе, а в связи с вставшим вопросом - особенно! Приведу два письма:

 

Первое письмо:

   

 

   

 

Второе письмо:

 

   

 

 

Насчет того, что в Президиуме "не ищут" - это, пожалуй, верно, но насчет "достаточной ясности" и "деловитости вопроса" - пусть читатель сам разберется.

   

Так, по нашему мнению‚ обстояло дело с вопросами творческой активности, творческой энергии и живого творчества при феодализме, с представлениями, которые сложились в ту эпоху, и последствиями этих представлений, не изжитыми до наших дней. Перейдем теперь к капиталистическому этапу развития.

 

 

На первую страницу