2. О МЕТОДЕ РАЗРЕШЕНИЯ ПРОБЛЕМЫ

 

   

 

 

Во-вторых, самое главное - обилие заблуждений, точнее, устаревших представлений и в то же время отсутствие серьезных научных разработок, которые рассеивали бы эти заблуждения и представления. Вот в этом вопросе заколдованный круг.

 

    Прямо скажем, ведь вопрос встал о том, чтобы пересмотреть и перетрясти экономические представления - вопрос о новых экономических понятиях и категориях, а это значит, в полном значении слова, скачок и переворот всех сложившихся представлений. Речь идет не о постепенном изменении понятий, не об эволюции сознательности советских людей, как это многие из них себе сейчас представляют, не о нарастании, а о самом подлинном скачке и революционном перевороте понятий и "сознательности" в вопросах экономики. Вот в этом и заключается гвоздь момента и вопроса. Сложность и своеобразие момента связаны с тем, что массы такого шага самостоятельно сделать не могут - этому учит многовековая практика человеческого общества и марксистская теория - сначала кому-то одному надо подняться на новую ступень понимания.

   

Допустим, что человек, совершивший скачок в представлениях, нашелся, он уже среди нас; ему хотя и нелегко пришлось, но тем не менее, он уже сделал самый трудный шаг в политической экономии - поднялся на ту позицию, откуда коммунизм и действительность становятся ясными, как на ладони. Что он должен делать дальше (не надо только забывать, что долгое время он будет окружен людьми, находящимися все еще на старых позициях), кто его поймет и что надо сделать для того, чтобы его в конце-концов поняли? Начать постепенную разъяснительную работу, бороться за крупинки нового понимания или он должен засесть за разработку солидного научного исследования с тем, чтобы через несколько лет упорного и кропотливого труда представить его на суд обществу? Как ни парадоксально, но ни то, ни другое практически почти неосуществимо и именно в обществе, где, как известно, действует принцип "кто не работает - тот не ест", и характерной особенностью которого является единство взглядов.

 

    Прежде всего, что наш исследователь будет кушать в то время, пока он будет занят разъяснением нового понимания и солидным исследованием, - ведь его труд общество в это время не будет признавать полезным; а затем, кто его станет слушать, если каждое сказанное им слово с новых позиций, как бы осторожно и доходчиво оно ни было произнесено, будет идти в разрез принятым представлениям; и наконец, кто предварительно признает и даст ход солидному исследованию для того, чтобы его признать окончательно? Не ясно ли, что во всех случаях требуется ПРЕДВАРИТЕЛЬНОЕ ПРИЗНАНИЕ и для того, чтобы кушать, и для того, чтобы говорить и слушать, и на пути к окончательному признанию. Вот в этом и состоит заколдованный круг: для признания требуется предварительное признание (?!).

 

    Наша партия давно пришла к необходимости предварительного признания в разработках научных вопросов, с этой целью была создана и продолжает создаваться в стране широкая сеть научно-исследовательских организаций. Но политическая экономия - специфическая наука: открытия в ней могут совершать люди неизвестные науке, еще не облеченные доверием общества - так было по крайней мере до настоящего времени - они потом приобретали известность и доверие, но в моменты совершения переворотов в представлениях, о которых идет речь, эти люди оставались неизвестными. Поэтому может пройти очень много времени, прежде чем в стенах официальных учреждений появится человек, который мог бы осуществить подобный шаг. Насколько можно судить по трудам и отдельным высказываниям работников Институтов экономики - эти учреждения слишком далеки от назревшего переворота в политической экономии, а если судить по концепции товарного производства и закона стоимости, то следует сказать обратное, что некоторые из них вполне созрели для того, чтобы совершить переворот в представлениях‚ только не вперед, а назад. Человеку, сделавшему переворот в представлениях, или созревшему для него‚ или готовому принять его из других рук, находиться и надеяться на поддержку в одном из научных учреждений, где признается товарное производство, - дело совершенно безнадежное и даже опасное.

   

Таким образом, вопрос о предварительном признании продолжает оставаться открытым. Сколько бы ни ломать себе голову над этим вопросом, я лично не вижу другого пути, кроме как доведение его сути до людей, способных изменить или повлиять на обстановку. Я имею в виду прежде всего руководителей Партии и Правительства. Однако и на этом пути со всей остротой встает вопрос о цензорах и цензуре. Марксу, например, удалось довести до сведения человечества его труды по политической экономии только потому, что он избежал цензоров. Если бы его "Капитал" прошел через цензуру, пусть самую мягкую и поверхностную, но официальную, то "Капитал" свет не увидел бы. Иногда, конечно, случается, что официальная цензура не вносит существенных изменений в новые исследования, например, по философии, политике, праву, но политическая экономия не та область, в которую можно было бы внести даже малейшее изменение, не нарушая всей концепции в целом. Здесь все связано неразрывно‚ и истину всегда надо говорить прямо, открыто, что называется, в лоб, и для того, чтобы ее сказать еще яснее, цензоры должны быть гениями или‚ по меньшей мере‚ стоять на одной позиции с исследователем.

 

   

   

 

А цензура, как известно, всегда судит на основании повседневного опыта - иначе это будет уже не цензура, а что-то другое. Весьма необходимо напомнить, что по данному поводу говорил К.Маркс:

 

   

   

 

    Маркс говорил все это в связи с прусской цензурой и прусскими цензорами, однако суть от этого не меняется, цензоры и цензура во все времена остаются самими собою, поскольку они призваны соблюдать и проводить принятое, признанное и установленное. Разве деятельность наших, советских цензоров, как бы они не назывались: рецензентами или референтами, оппонентами или редакторами, секретарями или инструкторами, чем-либо отличается существенным от картины, нарисованной К.Марксом, разве они не представляют к исследованию прежде всего полного соответствия установленным понятиям и не требуют в первую очередь "скромности" и "серьезности" от исследования. Маркс здесь высказал не что-то специфическое, присущее только прусской цензуре XIX века, он высказал то общее, что свойственно всем цензурам, пока они будут существовать и пока не исчезнут. Вывод, мне кажется, напрашивается сам собой: добиться признания новых представлений в экономике от нашей цензуры XX века так же трудно как и от прусской XIX века. Органы цензуры и цензоров, на мой взгляд, вообще нельзя вмешивать в дело признания. Их роль могла бы ограничиться передачей по назначению существа возникшей проблемы, но здесь перед ними встало бы еще более непреодолимое препятствие чем то, которое только что было приведено выше в Марксовом изложении. И дело здесь в весьма простой причине: передать в сокращенном и популярном изложении новые представления, меняющие коренным образом обычные представления людей, еще сложнее чем самому их совершить. Когда однажды один из французских издателей попросил Гегеля изложить его философию в упрощенном виде на немецком языке или перевести ее самому на французский язык, то Гегель на это издателю ответил, что его философия не переводится и тем более не упрощается. Когда Маркса просили изложить его экономическое учение в сокращенном виде или прочитать цикл популярных лекций, то Маркс от этого отказывался, считая и то и другое бесцельным занятием.

   

Даже Маркс и Гегель не брались сокращать свои собственные труды, не рискуя их исказить, а тем более нельзя этого требовать от референтов и рецензентов в отношении чужих трудов.

   

Мысль, которую я хочу выразить, сводится к тому, что в вопросе выработки новых экономических представлений роль официальных лиц должна быть приравнена к роли неофициальных лиц. Судьей в таких делах отдельные лица быть не могут: чтобы не ошибиться, требуется решение масс и время. А раз это так, - а это именно так и не иначе, то без свободной дискуссии в экономической науке нам уже не обойтись. Свободной - в том смысле, что в ней не может принадлежать определяющая и направляющая роль признанным авторитетам современной политической экономии. Никаких авторитетов, кроме фактов разума и марксистско-ленинского понимания явлений!

   

Партия должна организовать свободную дискуссию в экономической науке - к этому собственно и сводится содержание моего письма. Одно направление в политической экономии определилось и уже сорганизовалось - имеется в виду концепция товарного производства и закона стоимости, - другое направление - отрицание товарного производства при социализме - не определилось и тем более не организовалось. Задача состоит в том, чтобы его организовать - иначе никакой свободной дискуссии не получится.

   

Но беспредметно было бы начинать дискуссию сейчас, скажем в январе 1959 года, она закончилась бы также безрезультатно как и все предшествующие дискуссии последних лет: сторонники товарного производства снова "одержали бы верх" простым большинством голосов. Для того, чтобы этого не повторилось, несторонникам товарного производства требуется сначала выработать общее понимание, хотя бы по некоторым отправным моментам политической экономии, а для этого надо, может быть, не один раз собраться, обменяться мнениями и много обсудить. Отдел Науки ЦК обязан нас в этом деле поддержать и сорганизовать ^[9].

   

Бесспорно, что каждый мыслящий экономист, не признающий "возможности" и "необходимости" товарного производства, имеет свои собственные суждения и соображения по вопросам политической экономии - пусть он их приведет в порядок и представит в Отдел Науки ЦК - это послужит лишним доказательством назревшей необходимости серьезно заняться политической экономией. Кроме того, фронту сторонников товарного производства совершенно необходимо противопоставить фронт противников этого вида производства - лучше это сделать в науке, чем переносить в практическую деятельность советских людей.

   

В июне 1958 года мною были представлены соображения, которые, как я считаю, могут быть использованы при разработке политической экономии социализма-коммунизма, но они, к сожалению, были отправлены на отзыв цензорам из числа сторонников товарного производства и, следовательно, заглохли. Некоторые положения из этих соображений в форме постановки вопросов привожу ниже, и, думаю, что они могут послужить предметом обсуждения при выработке единого понимания проблем политической экономии.

 

На первую страницу